Горбун, Или Маленький Парижанин

Феваль Поль Анри

Лагардер не шелохнулся.

— Вы слышали, сударь? — твердо проговорил регент. — Ступайте.

Лагардер медленно разорвал охранную грамоту и швырнул клочки к ногам регента.

— Ваше высочество, — проговорил он, — вы меня не знаете, и я возвращаю вам ваше слово. Из дарованной вами свободы, которая принадлежит мне по праву, я воспользуюсь лишь двадцатью четырьмя часами — их мне хватит, чтобы разоблачить злодея и позволить восторжествовать справедливости. Довольно с меня унижений! Я поднимаю голову и клянусь своим именем — слышите, господа,

я клянусь честью Анри де Лагардера, которая нимало не ниже вашей — что завтра в этот же час госпожа Гонзаго получит свою дочь, а Невер будет отмщен. В противном случае я отдамся в руки вашего высочества, и вы сможете созвать суд.

Поклонившись регенту, Лагардер раздвинул в стороны окружавших его гвардейцев и сказал:

— Расступитесь, господа, я хочу воспользоваться своим правом.

Но Гонзаго опередил его и уже куда-то исчез.

— Расступитесь, господа, — повторил Филипп Орлеанский. — А вы, сударь, завтра в этот же час предстанете перед судом, и, клянусь Господом, справедливость восторжествует.

Приспешники Гонзаго потянулись к дверям: их роль здесь была окончена. Регент задумался и, подперев подбородок ладонью, проговорил:

— Очень странное дело, господа.

— Но каков наглец! — пробормотал начальник полиции Машо.

— Или паладин былых времен, — подумал вслух регент. — Завтра увидим.

Безоружный Лагардер спустился в одиночестве по широкой лестнице флигеля на первый этаж. В передней он увидел Пероля, Таранна, Монтобера, Жиронна и прочих приспешников Гонзаго, которые при его появлении прервали разговор на полуслове. Вход в коридор, ведший к Лебреану, сторожили трое гайдуков. Посередине передней стоял Гонзаго с обнаженной шпагой в руке. Двери в сад были отворены. Вся обстановка явственно попахивала западней. Но Лагардер не обратил на это внимание. Его отвага порой оборачивалась плохой стороной: он считал себя неуязвимым. Анри направился прямо к Гонзаго, но тот обнаженной шпагой преградил ему путь.

— Не нужно так спешить, господин де Лагардер, — проговорил он. — Нам нужно поговорить. Все выходы заперты, нас никто не услышит, кроме этих преданных друзей, моих вторых «я». Так что, черт возьми, мы можем побеседовать откровенно.

Он едко и злобно расхохотался. Лагардер остановился и скрестил руки на груди.

— Регент выпустил вас, а вот я не выпущу. Я, как и регент, был другом де Невера и тоже имею право мстить за его гибель. Не называйте меня бесчестным, это напрасный труд: мы оба знаем, что проигрывающий всегда невоздержан на язык. Господин де Лагардер, хотите, я скажу вам одну вещь, которая облегчит вашу совесть? Вы считаете, что непростительно солгали, когда заявили, что Авроры у вас нет…

Лицо Анри исказилось.

— Так вот, — продолжал Гонзаго, испытывая жестокое наслаждение от своего триумфа, — оказывается, вы допустили лишь небольшую неточность — так, пустячок. Если бы вы добавили слово «больше», если сказали бы: «Авроры больше у меня нет…»

— Если бы тебе можно было верить… —

сжав кулаки, заговорил де Лагардер. — Но я знаю тебя, ты лжешь!

— Если бы вы сказали именно так, — спокойно продолжал Гонзаго, — это было бы чистой правдой.

Лагардер весь напрягся, словно намереваясь броситься на врага, но Гонзаго приставил кончик шпаги ему между глаз и тихо сказал:

— Эй, вы, там! Внимание!

Затем все так же насмешливо продолжал:

— Ей-богу, вы выиграли неплохую партию. Аврора уже у нас…

— Аврора! — сдавленным голосом вскричал Лагардер.

— И Аврора, и кое-какие документы.

При этих словах Лагардер вздрогнул и кинулся на Гонзаго: тот рухнул навзничь. Одним прыжком Анри перескочил через него и скрылся в саду. Гонзаго с улыбкой встал на ноги.

— Все выходы перекрыты? — осведомился он у стоявшего на пороге Пероля.

— Все.

— А сколько там людей?

— Пятеро, — к чему-то прислушиваясь, ответил Пероль.

— Ладно, этого достаточно, ведь шпаги у него нет.

Они вышли наружу, чтобы лучше слышать. Приспешники Гонзаго, бледные, с каплями пота на лице, стоя в передней тоже навострили уши. Длинный же путь они проделали со вчерашнего дня! До сих пор их руки были выпачканы лишь золотом, теперь же Гонзаго хотел приучить их к запаху крови. Все они уже покатились по этой скользкой дорожке. Внизу, у крыльца, Гонзаго и Пероль остановились.

— Что-то их долго не слышно, — пробормотал Гонзаго.

— Это только так кажется, — ответил Пероль. — Они там, за вигвамом.

В саду было темно, словно в печной трубе. Было слышно лишь, как ветер полощет брезент палаток.

— Где вы схватили девушку? — спросил Гонзаго, желая отвлечься за разговором.

— На Певческой улице, у дверей ее дома.

— Ее защищали?

— Два каких-то разбойника, которые тут же пустились наутек, когда мы сказали им, что Лагардер убит на месте.

— Вы их лица не видели?

— Нет, они до конца так и не сняли маски.

— А где были бумаги?

Ответить Пероль не успел: за вигвамом, в той стороне, где находился домик мэтра Лебреана, послышался крик мучительной боли. Волосы на голове у Гонзаго встали дыбом.

— Кажется, это один из наших, — дрожа, пролепетал Пероль.

— Нет, — ответил принц, — я знаю, чей это голос.

В тот же миг на поляне Дианы появились пять темных силуэтов.

— Кто у них старший? — спросил Гонзаго.

— Жандри, — ответил фактотум.

Жандри был рослый молодец, капрал гвардейцев.

— Все кончено, — доложил он. — Нужны носилки и два человека, его следует оттуда убрать.

Эти слова были услышаны в передней. Мужеством наши игроки в ландскнехт, эти ничтожные повесы, отнюдь не отличались. Ориоль на удивление громко застучал зубами.

— Ориоль! Монтобер! — позвал Гонзаго. Оба тут же подошли.

А поскольку храбрецы заколебались, он добавил:

— Мы пошли на убийство, поскольку оно выгодно всем.