Горбун
Шрифт:
— Я закрыла дверь.
— Нет, не закрыли. Ирина вернулась: дверь распахнута настежь, на столе лежат топор и записка "Скоро вернусь", а вас нет. Час прошёл, вас всё ещё нет…
Я вынула ключ из кармана и показала ему.
— Это ничего не доказывает, — сказал горбун, поняв меня без слов.
— Но вот же ключ! — убеждала его я. — Зачем мне понадобилось его брать, если я не запирала дверь?
— Вот уж чего не знаю…
Под моим жёстким взглядом он умолк. Я тоже молчала. От прекрасного настроения
— Не будем ссориться, Жанна, — мягко проговорил горбун. — Поговорим о чём-нибудь нейтральном.
— Сегодня прекрасная погода, — ледяным голосом сказала я первое, что пришло в голову.
— Ничто не предвещает дождя, — поддержал меня Дружинин.
— Дождя точно не будет, если его предвещают синоптики, — заметила я. — Верная российская примета. Вы успокоились?
— Когда увидел, что вы живы, то успокоился. А что?
— Можете вы теперь, трезво подумав и признав, что ключ служит для запирания дверей, ответить мне, из-за чего всё-таки возник переполох? Из-за того, что кто-то открыл дверь?
Я стойко выдержала взгляд горбуна.
— Да, из-за этого, — подтвердил он. — Из-за того, что кто-то открыл дверь, а вас нет уже три часа.
— Быть не может! — не поверила я и взглянула на часы. — Остановились.
— Забыли завести?
Невинный и естественный вопрос мог быть и намёком на общую рассеянность, а отсюда и на незапертую дверь, которую, как я с относительной точностью помнила, я запирала.
— Нет, не забыла, — твёрдо сказала я, снимая часы и встряхивая их.
Горбун с удивлением смотрел на моё бесцеремонное обращение с тонким механизмом, но пробудить их к жизни можно было лишь грубыми методами.
— Может быть, лучше сдать их в починку? — деликатно спросил Дружинин.
— В починку?!
Стоимость моих часов была намного меньше той суммы, которую потребуют теперь в часовой мастерской за то, чтобы вынуть механизм, подержать в спирте и, вложив обратно в корпус, встряхнуть. Но постороннему человеку знать о моих финансовых подсчётах было необязательно, поэтому я смягчила, как могла, свой невольный возглас.
— Их давно пора выкинуть, — горячо сказала я. — Мне нравится в них только браслет, а то бы я давно их заменила.
Горбун взял часы из моих рук и ловко открыл крышку.
— Их надо прочистить, — сказал он. — А так они ещё послужат.
— Конечно, послужат. Ещё внукам в наследство оставлю. Что-что, а часы у нас делают на совесть.
— И даже на экспорт, — добавил Дружинин, заметив на циферблате надпись "Сделано в СССР".
— У нас многое делается на экспорт, — гордо сообщила я.
"Жаль только, что для пользования внутри страны ничего хорошего не делается", — добавила я про себя.
— Здесь рядом мастерская, — заметил горбун. — Мы можем зайти по дороге.
— В другой
Само собой разумеется, что я не собиралась выполнять своё обещание, так как кроме недостатка средств, я ещё испытывала крайнее недоверие к часовым мастерским. После обращения туда даже в самые благополучные времена часы переставали ходить через неделю. Мне говорили, что существует практика замены хороших деталей на плохие, ну, примерно то же самое, как в телевизионных ателье, так что я, насколько возможно, избегала обращаться к разного рода мастерам.
Дружинин не стал настаивать и молча смотрел, как я застёгиваю замок на браслете.
— Когда я позвонил, Ирина очень волновалась, — сказал он. — Я вызвался разыскать вас.
— Так вы искали меня! — догадалась я. — А почему же прошли мимо?
Горбуна тут же очень заинтересовала машина, медленно проезжавшая по дороге. Он отвернулся и сквозь нежную молодую листву стал разглядывать дорогу. Внезапно лицо его напряглось, и я поспешила посмотреть, что он там увидел, но дорога была уже пуста, а Дружинин вновь повернулся ко мне. От его нахмуренного лица мне стало неуютно, и я чуть отодвинулась от него. Горбун взглянул на меня странными глазами, а в это время мимо куста прошли какие-то люди.
— Если Ира волнуется, надо поскорее вернуться, — заметила я, торопливо вставая. — Вы пойдёте со мной или останетесь?
— Как скажете, — пробормотал горбун, опуская голову. — Если я вам помешаю, не стесняйтесь, скажите.
Я почувствовала, что обижу его, если откажусь от его общества.
— Ни боже мой! — с живостью сказала я.
Дружинин встрепенулся и вопросительно взглянул на меня.
— Явно из классики.
— Когда же нет, — согласилась я.
— Это не из "Мёртвого озера". Что вы читаете?
— Отгадайте.
— Скажите что-нибудь ещё.
— "Какую я сегодня кулебяку ел, господа, просто объяденье!", "Бери пистолет, а то я убью тебя стулом", "Перед смертью попробуем спрятаться за печку".
Горбун рассмеялся.
— Островский. "Бешеные деньги", — определил он.
— Святая правда. Так мы идём или нет?
— Разве вам здесь не нравится? — спросил мой непостоянный спутник. — Зачем уходить?
— А говорят, что только женщины полны противоречий! — воскликнула я. — Вы же меня убить хотели за то, что я ненадолго задержалась, а теперь сами убеждаете остаться. Как это понимать, Леонид?
— Я не убеждаю, а предлагаю, — поправил меня горбун. — Здесь прекрасно, а десять минут роли не играют. Поговорим лучше об Островском. Я задумал перевести две-три его пьесы на датский, но не знаю, как к ним подступиться. "Ни боже мой", "когда же нет" любого переводчика сведут с ума.