Горбун
Шрифт:
Иру одолело неудержимое веселье.
— Ты стала настоящей патриоткой, — заметила она, отсмеявшись. — На тебя так подействовала заграница?
— Нет, это уже давно. То есть это врождённое. Я всегда любила Россию, но с перестройкой она словно возродилась. Какие речи звучали! Русские! Россия! Великая русская культура! Прекрасный русский народ! Знаешь, появилась какая-то гордость за то, что я русская. Представляешь: не советский человек, а русский человек. Звучит? Сейчас нас опять принижают. И работать мы не умеем, и ленивы,
— Хочешь, я буду покупать тебе газеты? — спросила Ира.
— Не хочу, — отказалась я. — Хочу отдохнуть от политики. Приеду через двадцать дней, а страна уже другая.
— Ты иногда смотришь новости, — возразила Ира. — Тебя врасплох не застанешь.
— Цены каждого застанут врасплох, — здраво сказала я. — Ты не хочешь вернуться?
— Не хочу, а после твоей речи, тем более не хочу. Примерь-ка этот перстень. А клипсы?.. Нет, они лишние, сними. Давно пора проколоть уши. Скромные серёжки сюда очень бы подошли. Подведи глаза… Так. А вот румяна. Чуть-чуть… Дай, я сделаю… Теперь губы. Возьми эту помаду…
Наше усердие не было напрасным, потому что полицейский заехал к нам, выпил кофе с пирожными, оставшимися от вчерашнего дня, узнал новости, то есть их отсутствие, долго пялился на меня, охотно согласился, чтобы я налила ему ещё одну чашку кофе, выложил своё отсутствие новостей, задал несколько несущественных вопросов, напомнил про обещание пригласить его на щи и уехал.
— Ну? — победоносно спросила Ира.
— Ну и что?
— Ты видела, как он на тебя смотрел?
— А как он на меня смотрел?
— Как кот, — торжественно объявила Ира.
— А мне показалось, как баран. Что дальше?
— Тебе идёт роль хозяйки. Ты так мягко предлагаешь выпить кофе, что отказаться невозможно. Надо будет пригласить его на щи.
— Ты сумеешь их так приготовить, чтобы было вкусно? — спросила я.
— М-м-м… А ты?
— Я обязательно впихну что-нибудь лишнее. Помню, что там мало компонентов, поэтому нужна строгая пропорция, а то в рот не возьмёшь. В классических щах должна быть картошка?
— Сейчас принесу книгу, — сказала Ира.
Мы обнаружили великое множество разновидностей щей и совсем было приуныли, но я нашла замечательный выход.
— Пусть Нонка приготовит, — догадалась я. — В крайнем случае, тень не упадёт ни на тебя, ни на меня, что нам и нужно.
— Правильно, — обрадовалась Ира. — Она считается хорошей хозяйкой, пусть она и отдувается. Ты не возражаешь, если я уйду?
— Как я могу возражать?
— Я имею в виду, не боишься ли ты ночевать одна.
— Не боюсь, — грустно сказала я. — Куда-нибудь уезжаешь с Ларсом?
— Нет, не с Ларсом.
— Уходишь к тому человеку? — догадалась я. — Правильно, всё-таки у него убили дочь. Может, хоть немного отвлечётся.
— Нет, с ним уже покончено. Я давно подозревала,
— Ничего. Только не нарвись на сквалыгу.
Мне вовсе не хотелось думать об Ириных любовниках! Пусть у неё их целая сотня, но ко мне это отношения не имело.
— Так я пойду, да, Жанночка? Если Ларс позвонит, скажи, что я задержалась в гостях. Покрась к завтрашнему дню ногти!
Когда Ира ушла, я спохватилась, что не рассказала ей о старушке, переночевавшей у нас, но было уже поздно и пришлось отложить разговор до следующего раза.
Я тоже не стала сидеть дома и несколько часов провела в Копенгагене.
Когда я вернулась, то, к стыду своему, обнаружила, что опять забыла запереть дверь. На этот раз винить было некого, так что чувство удивления, неловкости и стыда, которое сразу поднялось во мне, способствовало возвращению всех прежних забот. Однако главное место в моих раздумьях занял горбун, не только не заехавший к нам, а к его визитам я уже успела привыкнуть, но даже не позвонивший. Оставалась надежда, что он звонил в то время, когда в доме никого не было, но тогда он должен позвонить позже. Чтобы не бегать к телефону, я перенесла его в гостиную и поставила на стол, но аппарат упорно молчал.
Не собираясь терять время в ожидании, пока кто-нибудь вспомнит о моём существовании, я решила выпить чай с пирожным. Сегодня мы с Ирой и полицейским хорошо потрудились над пирожными, которые принёс нам в подарок Дружинин, а позже мы с ней вдвоём доели почти все оставшиеся пирожные, но одно из них, посыпанное тёртым шоколадом и грецким орехом, с лимонными дольками сверху осталось мне на ужин. Вообще-то я предпочитала пирожные со светлым кремом и белым тестом, но Ира, большая любительница шоколадных пирожных, на этот раз почему-то выбирала такие же, какие ела я. Может быть, причина крылась во внешнем виде оставшегося пирожного: оно было немного помято, а шоколадная крошка осела на лимонных дольках. Мы даже не стали выкладывать его на общее блюдо и подавать к столу, но мне-то быть привередливой не приходилось, и я предвкушала, как буду его есть.
Я уже достаточно поела пирожных в прекрасной Дании, чтобы не набрасываться на них, как из голодной деревни, а поедать их чинно, запивая чаем или кофе.
— Кипи, не испытывай моего терпения, — обратилась я к медлительному чайнику, но в это время зазвонил телефон.
Я резво подбежала к аппарату.
— Алло.
— Это вы, Жанна? Добрый вечер. Я вам не помешал?
— Нет, что вы, Ларс. Добрый вечер.
— Всё в порядке? Ничего нового?
— Всё в порядке. Ничего нового, — подтвердила я.