Горчаков. Пенталогия
Шрифт:
— Свои порядки наводят. — Богдан сердито ткнул картофелину ножом, вырезая «глазок». — У нас в кадетском тоже такие были. Но им старшие быстро рога обломали.
— А этим так сразу не обломаешь. — Я снова вспомнил мрачную, как туча, физиономию Ивана. — А как нынешние «подпоручики» в полк выпустятся — вообще жизни не дадут.
— И что предлагаешь? — поинтересовался Богдан. — Бунт? Переворот с захватом оружейной и заключением врагов под замок в казематы?
— Да даже и так, если придется! — Я понемногу начинал заводиться. — Вот что тебе скажу: не знаю, как оберы со старшими,
— Не надо меня уговаривать, — ответил Богдан — и тут же с хитрющей улыбкой прибавил: — Я и так соглашусь.
Уже неплохо.
— А ты чего скажешь, Чингачкук?
— Скажу — вам заняться нечем, — проворчал Артем. — Пусть с ними ротный разбирается.
— Одно слово — Краснокожий. — Богдан махнул рукой и развернулся ко мне. — Только давай в ближайший месяц без мордобоя, ладно? А то нас всех тут до Нового года намертво замуруют. И тогда — прощай, клуб «Кристалл».
— «Кристалл»? — Я навострил уши. — А это тут при чем?
— У-у-у… Ты разве не слышал? — Богдан отложил нож. — Графиня Гижицкая устраивает мероприятие для юнкеров Владимирского. Музыка, напитки… все дела.
Однако… Похоже, все дороги ведут в «Кристалл» — так или иначе. А я как раз раздумывал, как бы вырваться из бесконечных трудовых повинностей, чтобы все-таки выполнить дедову волю и отправиться на поиски незаконнорожденной дочери Колычева. И судьба тут же подкинула шанс.
— Неплохо бы, да, — отозвался я.
— Может, даже сама графиня покажется… — Богдан мечтательно задрал глаза. — Видел тут ее фотографию в журнале. Знал бы вы, господа юнкера, какая у нее… тазобедренная композиция.
Артем недовольно фыркнул, а я… я просто промолчал — но тут же почувствовал, как где-то внизу живота тоскливо заныло. Журнал как-то проскочил мимо меня, но тазобедренную композицию ее сиятельства графини я представлял весьма неплохо, хоть и видел Гижицкую живьем всего пару раз.
А во снах она меня больше не беспокоила — с нашей последней встречи. И я так до конца не понял, радует меня это, или все-таки печалит. При всех своих сомнительных выкрутасах, Гижицкая умела… залезть в голову и без всякого Дара — и остаться там если не навсегда, то надолго — уж точно.
Роковая женщина… мать ее за ногу.
— Значит — без мордобоев. — Я уселся поудобнее и снова взялся за картошку. — Навестим графиню… А ты как, Чингачкук — пойдешь?
Артем не ответил. Видимо, посчитал какую-то там знатную красотку ниже своего достоинства. А заодно и нас с Богданом.
Ну да, ну да. В самом-то деле — кто мы такие?
* * *
Винтовка кольнула, как полагается — мощно, уверенно, чуть подныривая вниз — и тут же вверх, обходя возможную защиту. В штыковом бою приемов не так уж много — зато все до одного убойные. В отличие от ножа, сабли или того же кортика, четырехгранный игольчатый штык плохо годился для хоть какого-то фехтования, но вполне компенсировал простоту и отсутствие режущей кромки длиной, превращая «трехлинейку» в самое настоящее копье.
Но и с ним мне не повезло. Снова. Винтовка вдруг ушла в сторону, вывернулась — так, что хрустнули запястья — и рванулась из пальцев.
Но и оно врезало так, что мало не показалось.
— Живой? — поинтересовался Иван, склоняясь надо мной.
— Да вроде. — Я кое-как отлип от дощатого пола. — Кости целы.
— Смотри у меня. А то скажут — покалечил князя.
Иван не сразу узнал, что взял в «племянники» самого настоящего сиятельного князя. Сам я афишировать не собирался, а из остальных во всем Владимирском доподлинно о моем происхождении было известно только высшему начальству, ротному, паре обер-офицеров и, собственно, Богдану. Он и проболтался как-то раз во время вечернего чая.
Конечно, Иван и не думал от меня отказываться… но все-таки между нами появился некоторый холодок. Да и как иначе: слишком уж велика пропасть между титулованным дворянином, вторым наследником рода — и уже немолодым унтером, для которого пределом мечтаний были штабс-капитанские погоны и перевод в гвардейский полк. В каком-то смысле мне даже пришлось доказывать, что я все тот же сугубец Сашка, которого дозволяется гонять, как положен — без особых последствий. Иван и раньше никогда не позволял себе лишнего, а теперь и вовсе принялся… нет, не сторониться меня — но все-таки осторожничать.
А еще — иногда будто сам себе напоминал, что стал «дядькой» не самого просто юнкера в роте первого курса.
— Князь не сломается. — Я поднялся на ноги и бесцеремонно отобрал у Ивана собственную винтовку. — И желает реванша.
Занимались мы чуть ли не каждый день — с тех самых пор, как мы с однокашниками отлупили Куракина и его прихлебателей. Иван некоторое время пространно рассуждал о моральном облике юнкера, недопустимом поведении и о том, как я своими поступками бросаю тень на «дядькины седины». Но в конце с хитрющей улыбкой заявил, что если уж я собираюсь заниматься рукоприкладством — то непременно должен делать это с присущей пехотному офицеру сноровкой.
Наверное, он просто хотел занять «племянника» чем-то вместо бестолкового цука, который с приближением присяги принимал поистине вселенские масштабы. А заодно и защитить меня от Куракина.
Или Куракина — от меня.
— Реванш так реванш, — усмехнулся Иван, отступая на шаг. — Нападай.
Я чуть отошел, будто собираясь взять разбег — и снова напал на безоружного «дядьку», начиная простой атакующий прием: в живот, заводя чуть снизу. Как и учил сам Иван — сильно, но осторожно, прицельно, чтобы не сломать тонкую иглу штыка об ребра или не попасть в некстати подставленную руку.
Но в последний момент дернулся назад. И вместо того, чтобы снова нарваться на выверенную защиту и остаться без винтовки, просто убрал ее в сторону. Потом сам сместился чуть влево и залепил Ивану ботинком сбоку под переднюю ногу. Такого он явно не ожидал — и тут же взмахнул руками, теряя равновесия. Свалить здоровяка одним ударом сил все-таки не хватило — но вторым я уверенно отправил его на пол.
Доски хрустнули так, что услышали все три курса — и это при том, что в такой час мы с Иваном в зале для спортивных занятий остались только вдвоем.