Горчаков. Юнкер
Шрифт:
И замер.
Нет, ничего яркого или запоминающегося в нем не было – ни тогда, ни сейчас. Та же несуразная одежда – пиджак с вытертыми локтями, видавшие виды брюки и сандалии на босу ногу. То же пенсне – два круглых и блеклых стеклышка на носу.
И тот же скрипучий голос, услышав который тут же замолкли даже дед с Багратионом.
– Прямо… вот сюда, представляете? – улыбнулся старичок, указывая на испачканный голубиным пометом рукав. – Птицы – чего с них взять? Божьи твари.
Почему-то все это… нет, не то чтобы пугало – но казалось жутковатым. И в
Ноль, пустышка – и это при том, что мы стояли на расстоянии вытянутой руки!
– Добрый… доброе утро, – пробормотал я.
– Здравствуйте, Александр. – Старичок отошел чуть в сторону – видимо, чтобы мне не пришлось тесниться у двери. – Могу я спросить – не найдется ли у вас минутка-другая для пожилого человека?
Ага… Попробуй тут не найди.
– Разумеется. Сколько угодно, ваше… благородие.
– Никакое я не благородие, и не был никогда. Лишнее это все, юноша, наносное… – задумчиво проговорил старичок – и вдруг, спохватившись, протянул мне руку. – Дроздов, Василий Михайлович! Будем знакомы.
– Будем… – Я осторожно пожал тонкие сухие пальцы. – Очень приятно.
Дроздов… Не самая звучная фамилия. Разумеется, не редкая – и не факт, что дворянская. Впрочем, по его же собственным словам, Василий Михайлович никогда не носил ни титула, ни чина.
Его речь звучала странно – знакомые с детства фразы почему-то казались непривычными. Он говорил… нет, не с акцентом. Просто как-то иначе. Будто то ли всю жизнь прожил в провинции, то ли вовсе прибыл прямиком из тех времен, когда дед был моим ровесником – или того раньше.
Интересная личность – и непростая. Подобные Василию Михайловичу не разгуливают по дворам без причины. Ни в такое время, ни в любое другое.
– А я вот тут… птичек покормить зашел. – Василий Михайлович указал остатками батона на скамейку у стены. – Присядем, вы ведь не возражаете?.. Ноги у меня уже, знаете ли, не те.
Я послушно проследовал за древним Одаренным. Тот шагал не торопясь, не забывая при этом подманивать голубей белыми крошками. Бестолковые птицы суетились вокруг, хлопали крыльями, галдели, отбирая друг у друга лакомство, и лишь каким-то чудом не загадили нас обоих с головы до ног. Но моего спутника это, похоже, совершенно не смущало. Он раскидал остатки батона и, опустившись на лавку, достал из бездонного кармана еще один.
– Как самочувствие, Александр?
– Не жалуюсь, – проговорил я. – Чем обязан… таким вниманием?
– Любопытство, исключительно любопытство! – Василий Михайлович махнул рукой. – Княгиня Бельская справлялась о вашем здоровье – вот я и решил… проведать.
Ольга Михайловна? Целитель, буквально вытащившая меня с того света после аварии… а потом заявившая, что не имеет к моему чудесному спасению почти никакого отношения. Она просила рассказывать ей о любых странностях – но на робкие попытки начать разговор о загадочных изменениях личности отделалась медицинской байкой. Про того самого маркиза, который
– Так вы с ней… коллеги? – осторожно поинтересовался я.
– Коллеги?.. Можно и так сказать, можно и так. – Василий Михайлович заулыбался и снова принялся крошить голубям белый хлеб. – В сущности, мы ведь делаем одну работу. Только кому-то уготовано врачевать тело, а кому-то…
– Душу?
– Верно… Человеческие души, Александр, – кивнул Василий Михайлович. – Если уж возникает подобная необходимость.
– Что ж… – Я убрал ногу подальше от назойливых птиц. – С моей душой все в порядке.
– Вы уверены?
Глаза Василия Михайловича сверкнули за стеклышками пенсне задорными огоньками, и я вдруг понял, что он видит меня буквально насквозь. Без «просвечивания», без всякой магии способен заглянуть так глубоко, как не смог бы даже матерый менталист уровня Багратиона.
И рассмотреть то, что я тщательно скрывал – даже от себя самого.
– В конце концов, ваша душа, Александр… – задумчиво продолжил Василий Михайлович. – Ваша душа не похожа на остальные. Кто знает, какой путь ей пришлось…
Да твою ж…
– Более чем, сударь, – холодно отозвался я. – Смею вас уверить – душой я настолько же здоров, насколько и телом. Можете передать княгине мои наилучшие…
– Непременно передам. – Василий Михайлович склонил голову. – Прошу – не сердитесь на меня, Александр. У меня и в мыслях не было желать вам дурного. И уж тем более считать душевнобольным… В конце концов, только человеку незаурядному под силу сделать то, что вы сделали… и что еще, вне всяких сомнений, сделаете.
– Приятно слышать, – проворчал я.
– Считаю своим долгом сообщить, что мы будем присматривать за вами, Александр. – Василий Михайлович оторвал и бросил голубям еще кусок батона. – Особенно теперь. Нас всех ждут непростые времена.
– Это предупреждение? – не выдержал я. – Или угроза?
– Это необходимость, Александр. – Василий Михайлович со вздохом поправил пенсне. – Вам достался необычайный дар. Слишком значительный, чтобы зарывать его в землю или позволить ему погаснуть раньше срока. Так что мне искренне хотелось бы верить, что вы не откажетесь от нашей помощи… если она вам потребуется.
– Будто бы у меня есть выбор.
– Выбор есть всегда, Александр. – Василий Михайлович нахмурился и строго погрозил мне пальцем. – И уж поверьте, от вашего выбора однажды будет зависеть очень многое… Помните об этом.
– Как пожелаете. – Я пожал плечами. – Что-нибудь еще?
– Больше ничего, Александр. – Василий Михайлович мягко улыбнулся. – Не смею вас больше задерживать.
От рукопожатия мы оба воздержались. Я из чистого упрямства, древний Одаренный – судя по всему, из деликатности. Прощаться тоже не стали – беседа явно была неформальной и не требовала соблюдения каких-то особенных приличий. Даже с учетом колоссальной разницы и в возрасте, и в магическом классе, которую я даже не пытался оценить… Видимо, чтобы не расстраиваться.