Гордая пленница
Шрифт:
Она с отвращением посмотрела на грязную рубашку.
— Это было давно, и крови не так много. Она уже высохла.
Но Алистер не обратил внимания на ее слова.
— Изабо, что с тобой сделал этот Летбридж?
— Я хочу поплавать, — сказала она, не глядя на него.
Было холодно, на вершинах холмов кое-где лежал снег, но Алистер не остановил ее. Раз она пока не хочет говорить, он должен уважать ее чувства. Глядя, как она идет к воде, он подавил желание пойти за ней, заставить ее рассказать о пережитом. Сейчас ему больше всего на
Она неподвижно стояла у воды. Его охватило такое беспокойство, что он уже готов был сорваться с места, но Изабо сказала:
— Теперь отвернись.
Алистер подчинился, и она, сбросив одежду, нырнула в ледяную воду. Когда она снова появилась на поверхности, у нее зуб на зуб не попадал от холода. Она провела рукой по стриженым волосам, потом взяла пригоршню песка, смешанного с мелкой галькой, и терла себя до тех пор, пока не покраснела кожа. Наконец-то она чистая.
Подняв голову, она увидела, что Алистер внимательно смотрит на нее. Изабо тут же присела, чтобы вода закрывала ей грудь.
— У тебя есть какая-нибудь одежда? — крикнула она, стуча зубами. — Я не хочу снова надевать грязные лохмотья. Оставлю их здесь.
Алистер успел заметить, что она не слишком пострадала, во всяком случае, телесно. Движется свободно и грациозно, а судя по ее резким словам, к ней возвращается прежняя строптивость. Алистер улыбнулся.
Непостижимо. Сейчас его радует то, что когда-то раздражало в Данлосси.
— Ничего другого нет, — сказал он. — Только рубашка, что на мне.
— Тогда снимай ее. Мне она нужнее, чем тебе. — Алистер покорно снял рубашку. — Положи на тот камень и закрой глаза.
Изабо быстро вышла из воды и оделась. Рубашка еще сохранила тепло его тела. Это было прекрасно. Она вдыхала его запах, не менее прекрасный, чем дарованное им тепло.
— Могу я открыть глаза?
— Да.
Изабо уже закатывала рукава. Хотя рубашка была длинной, что оказалось очень кстати, но облепила мокрое тело.
Алистер снова улыбнулся.
— Ты хочешь выбросить и мою куртку?
— Да. Я лучше замерзну до смерти, чем надену то, что пахнет сточной канавой.
Она стояла перед ним, дрожа от холода, но он знал, что она сделает так, как сказала, и предпочел не спорить.
— Тогда иди сюда. — Говоря это, он уже сам шагнул к ней и обхватил ее голыми руками. — Мы сейчас оба замерзнем, безрассудная девчонка.
Он повел ее к лошади.
— Подожди минуту.
Изабо вырвалась и пошла к оставленной на берегу одежде, чтобы забрать из куртки свои вещи. Когда Алистер присел рядом, она держала в руке брошь Макферсонов.
— Твоего брата? — спросил он. Изабо кивнула. — А это кто? Я давно хотел спросить, но боялся. Думал, ты ответишь грубостью, если я осмелюсь сунуть нос в твои дела.
Она улыбнулась.
— Моя мать. Я почти не помню ее, но храню этот медальон.
Изабо начала подниматься и вдруг пошатнулась. Он
— Я просто ослабела, — сказала она. — Я ведь не могла двигаться. Целые дни сидела, пока вы не пришли. Мне нужна тренировка, вот и все.
Изабо впервые заговорила об условиях, в которых ее содержали, и он почувствовал неимоверное облегчение.
Раз она могла это сделать, значит, ее рассудок остался невредимым после таких переживаний, которые могли погубить более слабого человека.
— Тогда разреши тебе помочь.
Опасаясь, что она снова начнет спорить, Алистер сгреб ее в объятия и понес к лошади.
Глава 15
Проехав еще две мили, Алистер остановился у заброшенной пастушеской хижины. Его беспокоила Изабо. Она храбрилась, но лицо у нее было мертвенно-бледным, глаза ввалились, и, хотя они закутались в его плед, она все время дрожала.
Алистер развел костер, сварил последнюю овсянку, и, поев, они легли спать. Изабо не протестовала, когда он прижал ее к себе, потому что оба нуждались в тепле друг друга, а кроме того, хотя она никогда бы в этом не призналась, ей было необходимо чувствовать, что он рядом.
От усталости она сразу заснула, но Алистер провел довольно беспокойную ночь. Близость ее податливого тела, едва прикрытого его рубашкой, доверчиво прижавшегося к нему, лишала его сна.
На рассвете он почувствовал, что она шевельнулась, потом вздрогнула и застонала. Наверняка ей опять что-то снилось, и Алистер осторожно встряхнул ее.
— Изабо, — тихо позвал он. — Изабо, Изабо…
Она, похоже, не слышала его. Раздирая на себе рубашку, она подняла руки клину и разрыдалась. Поскольку Алистер не был уверен, что она проснулась, то, боясь, как бы она себя не поранила, сжал ее руки и перевернул на спину.
— Изабо, это сон, только сон.
В лунном свете он увидел, что глаза у нее открыты, но взгляд отсутствующий, и, хотя она больше не отбивалась, продолжала судорожно всхлипывать.
— Только сон, — повторил он. — Теперь все прошло.
Кивнув, она снова прижалась к нему, как будто от этого зависела ее жизнь. Алистер крепко обнял ее и спросил:
— Что тебе снилось?
— Разное, — прошептала она, уткнувшись ему в голое плечо, и надолго замолчала. Он уже подумал, что Изабо заснула, но она тихо сказала:
— Там были крысы. Сначала мне удавалось их отгонять. Потом, когда он посадил меня на цепь, они, казалось, поняли, что я не могу двигаться, и совсем обнаглели.
— О, Изабо, — простонал он.
— Вот куда привел меня сегодня этот сон. Иногда я бываю и в других местах.
Какое-то время они молча лежали, обняв друг друга.
Алистер ни о чем больше не спрашивал, надеясь, что Изабо успокоится и опять заснет.
— Алистер?
— Да?
— То письмо, которое я тебе оставила. Я написала, что не хочу тебя видеть. Никогда.