Гордость и страсть
Шрифт:
— Но теперь вы уверены, что одним из двух мужчин, которых вы слышали, был Файф?
Она кивнула, твердо встретившись с его взглядом:
— Насколько вообще можно быть уверенным, во всяком случае.
— А другой голос?
Амалия опустила глаза и вспомнила про свой хлеб.
— Посмотри на меня, Молли-детка.
Тон его был мягким, но она тем не менее отреагировала с сильным негодованием:
— Меня зовут Амалия, сэр, а не Молли! Более того, я не давала вам разрешения называть меня по имени, и вы не должны себе этого позволять!
К
.— Я просто укоротил ваше имя, — сказал он. — Друзья так делают, как вы знаете, а я не передумал насчет желания стать друзьями. Вы в самом деле возражаете? Учитывая, как мы познакомились, кажется неискренним разговаривать так официально, когда мы одни.
Возможно, сказала она себе, это объясняет, почему несоблюдение им формальностей больше ее не раздражает. Фамильярность сэра Харальда раздражает не в пример сильнее.
— Ну, так чей был второй голос?
Несколько мгновений она молчала. Он намазывал маслом булку, давая ей время подумать.
— Я рассказала вам не все, что мне сказал сэр Харальд, — наконец проговорила она.
Он вскинул брови, но продолжал жевать булку.
— Он еще несноснее вас, — проворчала Амалия.
Когда ответом по-прежнему было молчание, она вздохнула:
— Я не знаю, почему он так сильно меня раздражает, Я думала, это оттого, что его поведение чересчур фамильярно, но он сказал не больше, чем сказали вы, поэтому дело не в этом. Вообще-то он сказал лишь, что моя семья заедет сюда по дороге домой из Скона. Он не уточнил, когда они приедут, но мама не одобряет быстрой езды, поэтому, думаю, все произойдет не раньше чем через день-два.
— Это очередная увертка, или мой вопрос напомнил вам о такой подробности?
— Я не вижу, как… — Но она слишком ясно понимала, как ее мысли перескочили на семью после его вопроса о втором голосе.
Когда их взгляды встретились, Амалия поняла и то, что его мысли проследовали по тому же пути и что она больше не может отказываться отвечать. Надеясь, что он ей поверит, и не имея представления, как убедить его, если не поверит, она сказала:
— Я подумала, что узнала тот голос, когда впервые услышала его, сэр. Но после того как прижала ухо к двери, уже не была так уверена. Надеюсь, я ошиблась, но… но вы должны понять, я не могу назвать его, не будучи уверенной.
Он с минуту молча удерживал ее взгляд, прежде чем отозваться:
— Я понимаю ваше нежелание, девушка, и не стану на вас давить. Просто повторите, что они сказали.
Она кивнула, понимая, что его доверие взваливает на нее дополнительное бремя быть честной с ним.
— Думаю, Файф хотел, чтобы тот, другой, кого-то убил.
Гарт сделал глубокий вдох. Он почти исчерпал весь свой запас терпения, но понимал, что глупо было бы обнаружить это сейчас. Хотя она явно уверена, что один из трех мужчин ее семейства был вторым человеком в той комнате, сегодня ему не узнать,
Он раздумывал, как лучше вести себя с ней. Она кажется упрямой, решительной, толковой и даже дерзкой время от времени. Но под всем этим он чувствовал нечто хрупкое, что влияло на ее способность доверять.
Она напоминала ему щенка или молодую лошадку, с которой плохо обращались. В ней есть та же настороженность, та же склонность куснуть или лягнуть.
— Кого Файф хочет убить? — спросил он.
Когда она начала качать головой, он почувствовал, как челюсть его сжалась, и сделал еще один длинный вдох, твердо вознамерившись не показать своего нетерпения.
Впрочем, она заметила его, потому что сказала:
— Я действительно не знаю. Вы оттащили меня прежде, чем я услышала какое-нибудь имя или что-то еще, что могло помочь понять, кто этот человек.
— Но это был мужчина?
— Ну да, конечно. Зачем Файфу убивать женщину?
— Не знаю, — отозвался он. — Но возможно, это важно — понять, почему вы считаете, что это мужчина.
Она нахмурилась, размышляя, и он помалкивал.
— Файф сказал «ему», — проговорила она наконец. — Он сказал: «Если мы дадим ему достаточно оснований, он окажет содействие, но этому человеку не всегда можно доверять».
— Наверняка это не все, что он сказал.
— Не все. Самым пугающим было, когда он сказал, что его бы больше устроило «вообще не беспокоиться о нем». На что другой ответил: «Черт возьми, сэр, вы имеете в виду убийство?» Потом голос Файфа: «Я не сказал…» И тут вы схватили меня.
— Значит, Файф отрицал убийство.
— Да, он произнес эти слова, но было что-то такое в его голосе… Когда он говорит, как будто сироп льется из кувшина, сэр, весь такой приторно-сладкий, но плавный и приятный.
— Я знаю, и это удачное описание. Он говорил так все время?
— Нет, голос звучал строже, когда он заговорил о… предмете их разговора. Я подумала, что он раздражен. А в конце голос его звучал так, словно он принял убийство того человека, если оно послужит его цели, и словно доводы совершенно излишни.
— Мы должны надеяться, что их цель — не еще один Дуглас, — сказал Гарт, мысленно просматривая список Дугласов, которые могут раздражать Файфа настолько, чтобы побудить к убийству.
— Это не может быть граф, — высказала свое мнение Амалия. — Он же союзник Файфа.
— Арчи в первую очередь сам себе голова, — отозвался Гарт. — Он будет поддерживать Файфа, пока считает, что Файф должен править Шотландией, ибо знает, что его величество не может справиться с этой работой, да и не хочет. Но, поверьте мне, Арчи насадит голову Файфа на пику над воротами Тревского замка, если узнает, что он виноват или замешан в смерти Джеймса или Уилла.
Амалия не была уверена, что может поверить, будто Дуглас получит голову Файфа по какой бы то ни было причине. Разве правитель не самый могущественный человек в королевстве?