Гордость и страсть
Шрифт:
— Отвезите меня домой.
— Но мы только приехали.
— Мне совершенно наплевать, отвезите меня домой.
Он услышал, как бурно вырывается дыхание из ее груди.
— Лиззи, возьмите себя в руки.
— И не подумаю, милорд. Как вы посмели выставить меня на посмешище, разговаривая с этой… этой женщиной!
— Эта женщина, — прошипел он ей в ухо, — всего лишь дела Братства, мне нужно ее содействие.
— Мне нет дела до того, что понадобилось вам от нее, отвезите меня домой.
— А я думаю, вам
Плотно сжав губы, она развернулась, собираясь самостоятельно найти дорогу из ада, окружавшего ее. Но он был начеку и задержал ее руку:
— Проклятье, куда вы собрались?
— К карете. Это было ошибкой. Мне бы следовало помнить о том, что вам нельзя доверяться.
— Это почему?
— Вы распутник, и к тому же чертовски бессердечный.
— Когда я согласился с тем, чтобы вы помогли нам в делах Братства, я принимал во внимание то, что вы достаточно храбрая девушка и не спасуете перед этой задачей.
— Храбрая, но не идиотка же! Вы привезли меня сюда, чтобы порисоваться на фоне своего последнего трофея в моем лице. А она не имеет ничего общего с интересами Братства, это всего лишь средство для удовлетворения вашей похоти.
Они вышли. Лиззи почувствовала некоторое облегчение, когда холодный воздух коснулся щек.
— Я не стану дольше обсуждать с вами все это. Не будете ли вы так добры разыскать мою карету?
— Как прикажет ваша светлость, — насмешливо ответил он. — Чертовски неприятный вечер.
— Не могу с вами не согласиться. Зато мы узнали, что ваша любовница скучает без вас в постели. Едва ли это можно считать ценным открытием.
— О? А ты скучаешь по мне в своей, Беф?
Она не стала отвечать на его вопрос, но не удержалась от колкости.
— Только в твоих смелых фантазиях, Иен, — фыркнула она.
— Нет, ну разве это не правда? — проворчал он, помогая ей подняться в карету и захлопывая дверцу.
Карета тронулась, меж ними повисло напряженное молчание. Ей это казалось невыносимым, мысли все время возвращались к той женщине, к ее голосу.
— Перед уходом я обязательно проверю все задвижки и окна, — сказал он, как бы ненароком касаясь ее бедра. — Сегодня вечером у меня все внутренности сжимаются от тревоги. Что-то висит в воздухе.
— Да, я тоже чую. Откровенное распутство.
И тут же услышала в его голосе усмешку.
— Если это форма предложения, Беф, я буду более чем счастлив принять его от тебя. Ты так соблазнительна, я просто не в состоянии сопротивляться.
— Иди к черту, — выпалила она, ненавидя себя за то, как легко он заставил ее выйти из образа холодной элегантности.
— Уже был, моя дорогая. Мне пришлось не по вкусу тамошнее обслуживание.
Она перестала его замечать.
Когда они добрались, она едва могла дождаться, пока он подаст руку. Гастингс открыл
— Ну, как прошел вечер?
— Ничего интересного. Не вдохновляюще и совершенно невыносимо.
— О боже! — прошептала Мэгги, направляя Элизабет к двери. — Неужели так уж плохо?
— И вот еще что, Мэгги, — сказала Элизабет. — Захвати шкатулку с письменными принадлежностями. Мне нужно продиктовать письмо брату. Оно должно уйти с первой же почтой завтра утром.
Определив по звуку, что Мэгги приготовила прибор для письма, Элизабет начала диктовать:
«Дорогой брат! Нечто, кажущееся мне тревожным и важным, привлекло мое внимание. Хотелось бы, чтобы ты как можно скорее возвратился в Лондон, поскольку Элинвик, этот ужасный человек, может нанести немалый ущерб делу Братства».
«Это должно привлечь внимание брата», — подумала она с удовлетворением и некоторой тревогой.
Люси изучала науку быть герцогиней и женой. Погода в Йоркшире прояснилась и наладилась. Адриан мог смело брать ее с собой в деревню и представлять арендаторам. Ее приводили в восхищение малыши, она утешала и помогала больным, записывала просьбы и старалась помочь по мере сил жителям деревни. Оказывается, ее мужа неподдельно любили и уважали. Люси просто не могла чувствовать себя более счастливой.
Викарий с женой заходили к ним на чай, а живущие в округе помещики заезжали познакомиться и поздравить. Но чаще они проводили свои дни и вечера друг с другом в тишине, бродя по лугам или в домашних заботах. Адриан был терпеливым учителем, помогавшим ей запоминать имена, расположение и предназначение комнат, сообщая, где принято пить чай, а где читать книги.
— Я не приверженец строгостей, Люси. Мне совершенно наплевать, если ты устроишь ланч в передней комнате, а не в задней. Но это все необходимо для удобства Лиззи, ты же знаешь. Она чертовски настырна там, где дело касается независимости. Если что-то изменится, она может натолкнуться на какой-нибудь предмет и пораниться или заблудиться в доме.
— Понятно. Мне совсем не хочется, чтобы она испытывала затруднения или с ней что-нибудь случилось. Между прочим, она писала тебе? Что она думает о наших щенках?
— Не приходило никаких известий.
— Возможно, Мэгги заболела и не может писать для нее, — предположила Люси.
Адриан кивнул, но оставался задумчивым до конца вечера.
В этот день они вместе, взявшись за руки, прогуливались по длинной анфиладе, увешанной старинными портретами.
— Я не стану утомлять тебя именами, которые отец вбил в мою голову, хотя мне казалось, что все это достаточно бесполезно. Правда, есть несколько портретов, которые я бы хотел показать тебе.