Гордость и страсть
Шрифт:
— Это притворство.
— В тебе есть все лучшие качества истинного аристократа, это не мое мнение, это мнение света. Но, зная правду, я никогда не отвернусь от тебя. Я горжусь твоей любовью.
— Но ведь я бастард.
— Да, судьбе угодно было преподнести тебе немало испытаний. И я рада, что в конце концов ты был вознагражден. Отец приблизил тебя, благодаря этому ты стал прекрасным герцогом и замечательным любящим братом для Элизабет.
— Знаешь, она тогда уже почти потеряла зрение. Отец заставил меня провести на севере многие месяцы, а она в это время оставалась в Лондоне. Когда она, в свою очередь,
— Ее брат обращался с ней отвратительно, не так ли?
— В самом деле. Она была потрясена теми переменами, которые произошли в брате. У меня никогда не было настоящей семьи. Поэтому невозможно выразить, как я дорожу Элизабет. В ней есть все, что юноше хочется видеть в сестре. А незадолго до этого я видел, как отец полностью игнорировал ее. Он был тяжелым человеком, холодным и жестоким. Единственная причина, по которой я оказался в его доме, та, что на меня возложили обязанности Брата Хранителя. Он достаточно ясно дал мне понять, что в остальном я бесполезен для него.
Люси пристально посмотрела на него:
— Тебя клеймили.
Он коротко кивнул:
— Так принято среди Хранителей. Но я вскрикнул, тогда отец потребовал, чтобы меня клеймили заново и я мог доказать, что переношу боль по-мужски.
— Жестокий, жестокий человек. Ты выстрадал больше, чем допускает справедливость.
— Но и получил больше, чем многие другие, Люси, хотя мне никто никогда ничего не давал даром. Есть нечто, за что я больше всего благодарен судьбе: она привела меня к тебе.
Склонившись, она взяла его за руку.
— Да, так и есть. Забавно, — добавила она, улыбнувшись, — глубоко в сердце мне запали слова Изабеллы, что она сказала на том балу, когда познакомилась с Блэком: ты слишком «блестящ», совсем как бриллиант или чистый архангел. А ведь твое истинное имя Габриель.
Он засмеялся.
— Представь только мой ужас, когда я подумал, что наконец с легкостью могу войти в бальный зал и претендовать на танец с тобой. Но ты посчитала, что я холоден и бесстрастен. Как это нестерпимо, Люси, любовь моя, все внутри меня пылало при одной мысли о тебе столько лет, мое тело разрывалось болью от желания, а сердце… Оно было переполнено любовью, меня выводило из себя твое упорное нежелание видеть это. Как ты могла отвергать то, что я хотел подарить тебе?
Она задохнулась, чувствуя, как наполняются влагой глаза, когда подняла взгляд от соединенных рук к его лицу.
— И это все еще так, Адриан? Твое сердце все еще переполнено любовью?
Он притянул ее к себе, усадив на колени.
— Люси, — тихо сказал он, прижимая ее к себе и поглаживая по щеке, — я люблю тебя больше, чем жизнь. Ты первое, что я полюбил в этом мире, и станешь последним. Я никогда не знал доброго отношения к себе до той поры, пока ты не захотела сделать так, чтобы я почувствовал себя желанным. Я не знал, что значит тосковать по другому человеку, как дьявольски жестоко
Ей хотелось возразить, но он мягко коснулся кончиками пальцев ее губ.
— Я никогда не знал исступленного восторга или глубочайшего и самого истинного значения слова «любовь», пока не изведал это с тобой в ту ночь. Люблю ли я тебя? Да. — Он поцеловал ее влажные веки. — Да, — повторил он, касаясь губами ее щеки. — Тысячи раз да. — Его губы встретились с ее. — Навечно, навсегда, и ничто не сможет это изменить. Ничто.
— Пообещай мне, что так будет всегда.
— Я обещаю, моя маленькая возлюбленная.
Он стремительно склонился, чтобы поцеловать, но она остановила его, упершись в грудь руками:
— Разве тебе не хочется знать, что чувствую я?
— Я уже знаю, чувствую это по тому, как ты прикасаешься ко мне.
Улыбка мелькнула на ее губах.
— В самом деле? Ну, тогда ты не нуждаешься в словах.
— Я просто умираю от желания услышать их.
— Я, Адриан, люблю тебя. Не герцога, не память о друге, что был у меня когда-то. Я люблю своего мужа. Я люблю тебя!
Он поцеловал ее нежно, любовно, потом немного отстранился, и она заглянула в его глаза:
— Тени призраков исчезли.
— Я рад. Приятное чувство — расставание с тайной. Ты сохранишь ее, никому не нужно об этом знать. До тех пор пока общество и Блэк с Элинвиком в этом заинтересованы, я — единственный герцог, законный сын предыдущего.
— Ужасная вещь эти тайны, не правда ли?
Он кивнул.
— Стало намного легче после того, как я поговорил с тобой. Мне не надо больше таиться. Теперь мне легче даются слова, можно не бояться выдать себя нечаянно, сказать с акцентом, соскользнуть на прежний жаргон. Я могу позволить себе быть собой. Между нами не стоит ничего. Мне кажется, можно начать все с нуля.
— Да, мой ангел, — прошептала она, — ты принадлежишь только мне.
Глава 26
«Трудно найти кого-либо столь же отталкивающего, как Элинвик, позволяющего себе шептаться с дамой в моем присутствии, — думала Элизабет. — И притом с замужней дамой».
Что-то с ним происходило в последнее время. С тех пор как Сассекс и Люси уехали из Лондона, он уже несколько недель неотлучно находился рядом с ней. Она начинала узнавать его настроение, когда он в задумчивости сидел в салоне. В этот вечер они выехали в оперу. Он сопроводил ее в буфет, но быстро оставил для того, чтобы поговорить, даже, скорее, пошептаться с какой-то дамой.
— Вы давно уже не были у меня, — донеслись до нее слова дамы, произнесенные обиженным тоном. — Вы разбиваете мое сердце, милорд.
Ответ Элинвика прозвучал неразборчиво, поскольку можно не сомневаться, он помнил о том, что Лиззи обладает очень острым слухом.
— Дорогой, вы должны прийти в клуб.
При этих словах Лиззи навострила уши. «Какого дьявола замышляет Элинвик?» — удивилась она. Нужно сообщить брату.
Послышался шаркающий звук, за ним последовало тихое довольное урчание, Лиззи охватило сильное желание вывернуть содержимое своего бокала с пуншем на голову Элинвика. Когда он вернулся и снова стал рядом с ней, она просто дымилась от злости.