Гордость, сила и зима: стирая границы
Шрифт:
— Вот, смотри, — наконец-то Эван протянул мне тонкую книжечку в кожаном переплете.
Я потерла веки, а затем уже принялась всматриваться в листы. От просмотренных книг уже рябило в глазах, буквы плясали и упорно отказывались складывать в слова. Но мне все-таки удалось заметить описание нашего символа, хоть и какое-то невнятное.
— Это дневник что ли какой-то? — я в недоумении перелистнула страницы. — Точно. Смотри, и даты проставлены. Последняя запись сделана девять лет назад.
— Ну-ка, что там пишут про символ, — парень перетянул книжицу в свою сторону. – Ого! «В темноте он обретает
Со скрипом отодвинув стулья, мы поднялись и размяли затекшие тела, а затем отправились на поиски ребят, прихватив с собой дневник. Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки.
Мы шли по коридору, петляя на поворотах. Наше сосредоточенное молчание прервали голоса, послышавшиеся вдалеке. Я и Эван напряженно вслушались в звуки, пытаясь распознать владелиц, а затем в ужасе переглянулись. Сестра Анна! Вот уж с кем сейчас абсолютно не было времени разговаривать. С утра она и еще несколько монахинь поймали нас и засыпали вопросами о выдуманном приходе. Второй раз я не собиралась проходить через эту пытку, Эван, судя по бегающим глазам, тоже.
Монахини продолжали приближаться, времени на размышления не было, убежать в какое-нибудь помещение мы не успевали. Впрочем, одно действие мы успевали бы сделать — прыжком подскочив к окну, я рывком распахнула его и перепрыгнула через подоконник. Эван, не растерявшись, выпрыгнул следом. Неудачно. Практически на меня приземлился. Некоторое время мы раздраженно шипели, пытаясь распутать переплетенные конечности. Заслышав разговоры прямо над нашими головами, затихли в на редкость неудобных позах.
— Эти прибывшие сестры просто прелестны, как бы я хотела, чтобы они остались в нашем приходе, — вдохновенно щебетала сестра Анна.
— А мне они показались какими-то странными. И не место чужачкам у нас, — пробормотала одна из ее спутниц.
— Сестра Клер, ну что ты такое говоришь, они просто само очарование, — возмутилась еще какая-то девушка. Голос казался знакомым, но я никак не могла вспомнить, кому он принадлежал.
— Я все равно останусь при своем мнении.
Девушки начали перепалку между собой, однако их голоса достаточно быстро стихли. Видимо, они решили продолжить выяснять отношения по пути. Нам с Форсом удалось распутаться, и мы решили поискать ребят сначала на улице. Погода, кстати, оказалась не в пример лучше вчерашней — солнышко так и пробивалось сквозь облака, а ветра и вовсе не было. Но приближающаяся зима давала о себе знать — парок изо рта являлся постоянным атрибутом.
Ричард и Александр обнаружились под одной из раскидистых яблонь в компании матери Каталины. Они о чем-то негромко переговаривались и, казалось бы, совершенно не замечали нашего приближения. А мы с Эваном разве что не подпрыгивали от нетерпения, так хотелось поделиться нашей находкой с остальными.
— Судя по вашим довольным лицам, поиски увенчались успехом.
— Ты как всегда проницателен, Лекс, — довольно сказала я, помахивая книжкой. — Мать Каталина, кому принадлежала эта вещь?
Настоятельница с опаской приняла из моих рук книжицу и начала просматривать страницы. Некоторое время лицо женщины не выражало никаких эмоций, а потом на нем появилась мрачная тень.
— Этот дневник принадлежал матери Хельге, она до меня стояла во главе монастыря, это была сильная женщина с твердым характером. Она была ярой сторонницей старых уставов — только в последние годы наш монастырь стал таким свободным, что ли. Если, конечно, это слово можно употребить в отношении монастыря, — усмехнулась мать Каталина. — И все же, еще каких-то тридцать лет назад приход наш был образцом строгости и благочестия. Но постепенно монахиням стало дозволяться больше обычного, надо сказать, что это воздействовало благоприятно.
— Но мать Хельга явно была против? — поинтересовался Дик.
— Да, дочь моя, — ответила пожилая монахиня, но тут же исправилась, — сын мой. Хоть она и стояла во главе монастыря, полностью она не могла изменить новые уставы, поскольку решение выносилось на совете, в который входило еще пять человек. А потом в монастыре стали происходить странные вещи, наподобие тех, что происходят сейчас — но только люди не пропадали.
— Скажите, — торопливо начал Лекс. Он уже успел пролистать дневник и теперь торопился высказать какую-то мысль, посетившую его голову. — А вам не попадались странные символы на территории, вроде треугольника с молнией?
— Они до сих пор есть, их сама мать Хельга нанесла на камни. Как она сказала, это оберег от злых сил.
— Да уж, а ваша мать Хельга была не промах, — присвистнул наш маг и продолжил под наши недоуменные взгляды. — В общем, помните руну, на которую мы вчера натыкались постоянно? На клумбе. Вы тоже, ребята, — обратился он к Форсам, — наверху видели. Этот символ относится к одним из запретных, поэтому я не сразу про него и вспомнил. Если не вдаваться в магические дебри, то объясню его действие так: им пользуются для того, чтобы внушить что-то окружающим. Мать Хельга, видимо, в свое время воспользовалась этим символом.
— В смысле — внушать? Ты хочешь сказать, что мы вчера носились за пустотой? За плодом нашего воображения? — слегка опешил Эван.
— Вроде того, а точнее — за очень качественными галлюцинациями.
— Мать Хельга скончалась почти девять лет назад, это все невозможно, — произнесла мать Каталина.
— Возможно или невозможно, но факт остается фактом. Вы говорили, что у вас уже было такое, — торопливо продолжил Лекс, боясь упустить мысль. — Эти руны надо активировать периодически. После смерти предыдущей настоятельницы все ведь прекратилось, правильно? А сейчас их кто-то снова активировал.
— Но тогда этот человек должен быть магом, разве нет? — в задумчивости почесала я кончик носа.
— Не обязательно, там все на крови завязано. Колешь палец булавкой да символ чертишь. Скажите, а могла мать Хельга хотеть выжить из монастыря тех девушек, которые могли не соответствовать ее представлениям об идеальных монахинях?
— Александр, это звучит ужасно, хотя, вынуждена признать, что за матерью Хельгой действительно замечались, кхм, странности. Она была приверженцем строгих нравов — чистота помыслов. Вы хотите сказать, что у нее была сторонница ее взглядов, которая теперь продолжает ее дело?