Гордый кадетский корпус

Майский День

— Я защищаю жену и я в своём праве, — ответил Марилев так же скучно.

Незнакомец поморщился как от кислого.

— Ну тогда нам придётся тебя убить, потому что замахнулся ты на слишком многое, а жрецы потом признают брак недействительным, тем более, что вы так и не успели съесть свой свадебный хлеб.

Он гадко усмехнулся. Марилев смотрел на него, а других противников, словно, не замечал, но тут один из них слишком близко подошёл на свою беду, обманутый, видно, мирной беседой. Марилев ударил мгновенно, человек взвыл, из рассечённого плеча хлынула кровь.

Ещё

двое бросились на него, но от торопливости только помешали друг другу. Марилев не достал их, но отогнал несколькими энергичными выпадами.

Незнакомец посмеивался, глядя на сшибку, а потом медленно, наслаждаясь, потянул из ножен свой клинок. Словно стукнул кто в затылок. Марилев различил неясное свечение и понял, почему этот человек был так уверен в себе. От его меча повеяло магией, заговором на большую кровь.

Вот теперь вся жизнь, оставшаяся за спиной и та, что он ещё мог прожить, предстала перед внутренним взором, пронеслась быстрее, чем один раз ударит сердце. Ну, не станет он магом, исключат из корпуса — велика важность, зато Ирре спасёт. Ничтожная цена, когда сражаешься за женщину, которую любишь. Всего несколько слов, заклинание свершится, в руке засияет оружие способное противостоять заговоренному мечу врага. Этот мужчина и понять ничего не сумеет.

Марилев набрал уже воздух в грудь, но произнести формулу не сумел. Маленькая твёрдая ладонь закрыла его рот, а над ухом едва слышно прошелестело заклинание. Ирре опередила, предпочла поступилась своим будущим, чтобы сберечь жизни обоих. Она наполнила силой его меч, чтобы он смог победить и осуществить мечту.

Она пожертвовала собой. Такой огонь запылал в груди Марилева, что, наверное, и без волшебных слов он смог бы победить врага. Ирре исполнила свой долг жены и побратима, и теперь ему предстояло биться до конца, но отстоять её свободу.

Бой вышел коротким, но страшным. Сразу пал от обновлённого клинка ещё один из помощников незнакомца. Труп свалился под ноги, мешая всем, об него спотыкались, на него наступали. Марилев словно замер внутри, да и происходящее снаружи казалось ему медленным и беззвучным.

Он ранил ещё одного прежде чем озверевший незнакомец сам врубился в сражение. Да, он умел владеть клинком, пришлось туго, но заряженное магией железо отважно рвалось вперёд, клинки сходились, и летели во все стороны голубые искры.

Когда незнакомец его ранил, Марилев не почувствовал, просто мир вокруг стал ещё медленнее, а на вражьем лице видная даже в сумерках зазмеилась улыбка. Поняв, что бить надо теперь или уже никогда, Марилев отчаянно выпал из тихого мира в стремительный и вонзил в чужое тело беспощадный клинок.

Незнакомец не успел отразить удар. Ладонь его вцепилась в живот, ловя текущие наружу кишки, а лицо налилось бледностью. Вторым ударом Марилев выбил из слабеющей руки врага меч, клинок покатился, звеня на камнях мостовой.

Последний из подручных успел напасть, но Марилев сумел отклониться, и меч полоснул по руке и не вонзился в грудь, а лишь вспорол кожу.

Где-то закричали, и мужчина дрогнул. Развернувшись, он побежал во тьму. Другие убрались ещё раньше. Незнакомец

скорчился у стены, но Марилеву уже было не до него. Он чувствовал, что с трудом стоит на ногах.

— Надо забрать его меч.

— Да, — тотчас отозвалась Ирре. — Обопрись на меня. Сможешь идти?

— Смогу.

Мостовая шаталась под ногами, а дома норовили ударить в лоб, но Марилев упорно доковылял до заговоренного клинка и поднял его. Как ученик чародеев он обязан был прибрать такое оружие и передать ближайшему магистру. Пусть там разбираются, насколько законно этот человек пользовался волшебным оружием.

Слабость давила на плечи, словно небо упало сверху, норовя прижать к земле. Вот ведь сражался он, бился изо всех сил, не замечал ран и текущей крови, а едва закончилась сшибка, как тут же готов свалиться во тьму, оставив Ирре без защиты. Так нельзя.

Марилев сумел выпрямиться, крепко сжал едва не оброненное оружие. Ирре прижалась к нему, стремясь поддержать, и Марилев наполовину уже обморочным сознанием сумел домыслить, что вот так и должно быть. Жена это не кукла для утех, а опора в жизни, товарищ в беде, подруга в радости. Счастье не в том, чтобы забирать, а в том, чтобы дарить самому, вот как сейчас Ирре отдала ему свою мечту, чтобы он смог отстоять их жизни.

К ним уже бежали люди с масляными фонарями. Ирре принялась объяснять, что на них с мужем напали неизвестные, но муж сумел двоих убить, а остальных прогнать. Голос срывался, но говорила она ясно. Ей помогли проводить Марилева в ближайший дом. Кто-то послал за лекарем, кто-то за магом.

Марилева уложили на лавку в переднем покое, и на какое-то время они остались с Ирре вдвоём. Она всё ещё прижимала к груди хлеб, запачканный кровью.

Чувствуя, что ещё немного и сознание окончательно уплывёт во тьму, Марилев сказал:

— Я люблю тебя, Ирре. Никогда бы этого не произнёс, потому что не хотел смутить твой покой, но если я не выживу, ты должна знать о моих настоящих чувствах. Забери бумаги и бережно храни. Люди с почтением отнесутся к новобрачной. Белик поможет тебе, да и стражники короля пригодятся.

Он чувствовал, что уходит, а сказано было ещё так мало. Спеша передать самое главное, он не сразу услышал, что Ирре шептала в ответ, а когда в гаснущее сознание проникли её слова, так безумно захотелось жить, что он едва не умер на месте от силы этого желания.

— Я влюбилась с первой минуты как увидела! Столько раз хотела бежать из кадетского корпуса, искать пристанище понадёжнее, но не могла расстаться с тобой! Ты был для меня братом, а я мечтала, чтобы стал всем миром, но боялась заговорить о своих чувствах. Видела, как горели твои глаза, когда смотрел на эту актрису, и у меня сердце разрывалось. Я молчала, хотела, чтобы ты был счастлив, даже если я никогда не буду. Я люблю тебя, Марилев, не оставляй меня теперь, когда мы вместе!

Да почему же она ничего не сказала прежде? Почему он был таким глупцом? Не понял, что всё, что нужно у него уже есть! Теперь слишком поздно, сердце замедляет бешеный ритм, гаснет мир. Идёт к нему покой, тает во мгле запоздавшее счастье.