Горе мертвого короля
Шрифт:
— Kastiet! Hok! Kastieeeeeiiit! — завопил старик, колотя в перегородку, и в завершение дал такого петуха, что Лию это чуть не доконало.
Не в силах выговорить ни слова, она корчилась, держась за живот и кусая губы. В конце концов, сделав три глубоких вдоха, кое-как выдавила:
— Bales tyon… сейчас идем.
Увидев Родиона Липина во плоти, Алекс испытал настоящий шок. У него возникло бредовое ощущение, что перед ним мужской вариант колдуньи Брит. Такой же черный, маленький, сухонький, как старый древесный корень, такой же двужильный. Какая бы из них двоих получилась пара!
Впрочем,
Весил он вряд ли больше сорока кило. Ходил и дома, и на улице в древних сапогах на меху, в латаном-перелатаном плаще и засаленной меховой фуражке, под которой его крысиное лицо казалось совсем маленьким. Из-под фуражки смешно выглядывал длинный острый нос.
Когда Алекс вошел, старик метнул на него один-единственный взгляд, убийственный и говорящий яснее слов: «Ты враг, и я не вышвыриваю тебя за дверь только потому, что тогда эта девка опять разорется; но до чего же мне этого хочется!»
Алекс принял послание и решил быть тише воды ниже травы.
— Dietd'e! Dioukd'e! Нок! — сказал старик, указывая на стол, — ешьте, пейте!
Жилая комната была грязная, земляной пол завален всяким мусором, очаг зарос сажей. В глубине можно было разглядеть темную, тесную кровать — клеть, из которой свисал край совершенно серой простыни. Угощение состояло из черствого хлеба, вареной картошки и сала. Алекс уставился на слой застарелой грязи сантиметра в два толщиной, выстилавший изнутри котелок. Похоже было, что его не мыли по меньшей мере век. «Ну, или я от такого угощения помру на месте, — подумал Алекс, — или меня уже ничто не возьмет». Он поел с большим аппетитом — и ничего, не умер.
В качестве питья предлагалось что-то в бутылке. Вода? Да, ответил старик, skaya… вода. Лия налила себе, отхлебнула и схватилась за горло. Это была не вода, а водка.
— Firtzet! — простонала она, когда к ней вернулся дар речи, — firtzet!.. огонь.
Алекс тоже осторожно отхлебнул глоток и понял, почему старик нечувствителен к микробам, кишащим в его котелке: сколько бы он их ни проглотил, все тут же гибли от алкоголя.
За те восемь недель, что Алекс и Лия провели в покинутой деревне, они не видели ни души, кроме Родиона Липина. Под настроение, обрывочно и путано он поведал им, какая здесь раньше была жизнь и что с ней сталось. В голове у него была такая каша, что и Лии-то стоило немалых усилий следить за ходом его мысли. А уж Алекс, как она ни старалась объяснить ему услышанное, никогда не был уверен, что правильно понял. Вот, однако, что им удалось узнать с течением времени: Родион около двадцати лет состоял в браке с женщиной, которую звали Полина. Он ее ненавидел.
В деревне когда-то насчитывалось больше двухсот жителей, и Родион по праздникам играл на аккордеоне. Все девушки были его, только мигни. Так и падали ему в объятия.
Иногда у него бывали галлюцинации, и он вел себя так, словно Полина, его жена, была здесь. Он орал на нее, ругался по поводу уборки, стряпни, придирался ко всему, осыпал ее грубейшими оскорблениями, чудовищными непристойностями — Лия только уши затыкала, — а
Последний раз он пил воду в четырнадцать лет. Вода — это для детей да для скотины… а он не дитя и не скотина.
По ночам он иногда плакал и звал: Полина… Полина… Просил у нее прощения и совсем раскисал от жалости к себе.
Когда началась война, все мужчины ушли в армию. Потом, по мере приближения неприятеля, стали покидать деревню женщины с детьми, а под конец и старики со старухами. Короче, все ушли из деревни, все, кроме него, Родиона, а он тут и подохнет.
С вершины холма за домом в некоторые дни видна Африка. Он сам сколько раз ее видел.
Как зовут лошадь? Никак не зовут. На что скотине имя? Это и без имени добрый конь, получше любого человека.
Полина, может, и не сама померла, может, он ей немножко помог, но никто этого так и не смог доказать, ха! ха! ха!
Деревня, ютившаяся в складке холма, с равнины была не видна. С востока ее защищал от ветра чахлый сосняк. Всего в ней было что-то около пятидесяти домов из местного камня. Многие разваливались, крыши у них обрушились, некоторые еще сохранились в целости. Родион Липин не стеснялся наведываться в них по мере надобности за всяким инструментом, утварью и дровами. Собственный его дом стоял немного на отшибе, ниже по склону.
В один прекрасный день он куда-то исчез и вернулся только вечером следующего дня с кучей всякой снеди в санях: картошка, репа, вяленое мясо и рыба, черный хлеб, сыр, соль, водка. Много водки… Где он все это раздобыл? В другой деревне, bore"it… там… На что выменял? Ха! Ха! Ха! Все им скажи! Может, у него где-нибудь припрятан сундук с золотом! Как он заполучил такое сокровище? А кто сказал, что он его заполучил? Ха! Ха! Ха! Нок!
Все его речи были смесью правды и бреда. Надо было только отсеивать одно от другого. Если это вообще возможно.
Первым делом Алекс и Лия занялись обустройством своего угла в хлеву. Навели там чистоту, насколько возможно: обмели и помыли стены и пол, заменили соломенную подстилку еще вполне пригодным тюфяком, набитым сухими листьями, который они нашли в одном из соседних домов. Отчистили и промыли окошко, впустив дневной свет. Они набрали побольше одеял, чтоб не мерзнуть, потому что Липин пускал их в дом только поесть, остальное время — только в хлев. В непрерывной борьбе с холодом лучшим их союзником был конь. Тепло его могучего тела ощущалось за два метра. Это было действительно великолепное животное темной масти, столь же спокойное, сколь беспокойным был его хозяин. Грива у коня была светлая и шелковистая. Они решили дать ему имя, и Алекс вспомнил коня дьякона из Мирки, который уносил Гудрун в ночь: «Скачи за луной… на смерти верхом…» И назвал коня Факси.
Он жалел, что не может рассказать эту сказку Лии. Еще больше жалел, что не может говорить с ней так, как ему хотелось бы, о своем брате Бриско, о родителях, о Малой Земле. Его это мучило. Он старался запоминать слова Лииного языка, но записывать их было не на чем, а без этого дело шло туго. Часто они запутывались в бесконечных объяснениях:
— Бриско по-настоящему мне не близнец, Лия, колдунья Брит принесла его моей матери… да, моей матери… amar meyit… так по-вашему?
— Brit, amar teyit?