Горец в её постели
Шрифт:
Тисы были огромными, как Рэйвенскрэйг, они, несомненно, росли здесь во времена оловянного солдатика, и возможно, даже стали свидетелями его предательства. Стояли, когда он промчался по этой самой дорожке в темноте ночи со знаменитым Гелиотропом Далриады, надежно запрятанном в мешочке у пояса.
Оловянный солдатик, вот уж, в самом деле.
Именно так и есть!
Она вздрогнула, кутаясь в куртку от порыва пронесшегося мимо нее ледяного ветра.
Вместе с ветром, казалось, и роща подкрадывалась к ней, становилась все темнее и непрогляднее с каждым ее шагом. Даже устье скрылось из виду, и от его внезапного исчезновения ей стало
Смущало и то, что некоторые деревья казались полыми, и их пустые внутренности были заполнены чернотой. Темные тени требовали исследования.
Но не теперь.
– Н-е-е-ет, спасибо, – отказалась она, поспешно двигаясь вперед.
На ум пришел Томас-Рифмач. [24] Великий мистик тринадцатого столетия предположительно заснул в полости такого же тиса, растущего в похожей роще в окрестностях Инвернесса, дожидаясь своего возрождения. Если подобное укрытие было достаточно хорошим для него, то и ненавидящий Макдугаллов призрак не постыдился бы использовать пустое дерево для своих собственных дурных целей.
24
Томас-Рифмач – Томас Лермонт из Эркельдуна (англ. ThomasLearmonth; ок. 1220 — ок. 1290), также известный как Честный Томас (TrueThomas) или Томас-Рифмач (ThomastheRhymer) — легендарный шотландский бард XIII века, персонаж кельтского фольклора, возможно, реальная личность. В легендах описывается как непревзойдённый поэт, певец и музыкант, обладающий даром провидца. Упоминается в хронике XIII века как «Томас из Эркельдуна» (ныне Эркельдун или Эрсилдун носит название Эрлстоун, Бервикшир, Шотландия). Наиболее известным предсказанием Томаса являлась смерть шотландского короля Александра III 19 марта 1286 года.
И он не спал.
Он шпионил за ней. Замышлял свой следующий ход или возможно даже смеялся над ней.
Находясь в уверенности, что не оценила бы такого юмора, Мара оглядывалась вокруг, изучая древние искривленные деревья и жалея о своем богатом воображении.
Где находятся эти конюшни?
Она почти бежала, едва не оступаясь, и споткнувшись о корень, замахала руками по воздуху. Когда ей удалось выпрямиться, она проворчала:
– Здесь поработал дьявол.
Это была еще одна из язвительных насмешек сварливой ведьмы с Керн Авеню.
Если бы у нее имелся хотя бы наперсток яда той карги. Вместо этого она уперлась рукой в бедро, с трудом дыша. Вокруг нее носился холодный ветер, волосы разметались в разные стороны, ледяные порывы пронзали ее сквозь одежду. Почти как невидимые руки, пытавшиеся раздеть ее, пока она не останется стоять обнаженной и дрожащей на тропинке среди торфяника.
Мысль придала ей сил, и она выпрямила спину.
– Ты не испугаешь меня, – поклялась она, подняв подбородок, когда ветер ослаб. – И ты никогда не увидишь меня голой!
Аххх, но я уже видел, – эхом отразился позади нее голос с сильной шотландской картавостью. – И достаточно близко, чтобы понять, что твои огненные Макдугалловы локоны не окрашены.
Глаза Мары широко распахнулись.
– Ах ты ублюдок! – крикнула она, поворачиваясь вокруг себя.
Но ее взгляду не открылось ничего, кроме пустой рощи и стихающего звука его голоса,
Он видел ее голой.
И намного ближе, чем тот быстрый взгляд на ее обнажившийся сосок. Каким-то образом он видел ее между ног, и от осознания того, что он увидел, внутри нарастало, раскручиваясь по спирали, тепло.
Опаляющий жар, бесстыдно восхитительный.
На один совершенно безумный миг она представила, как к ней прижимается его твердое, мужское тело. Кожа к обнаженной коже. Его дыхание, легкое и теплое, на ее плоти. Смелый поцелуй, воспламеняющий все ее чувства, его руки, исследующие ее тело, возбуждая ее способами, о которых она никогда не помышляла.
Она никогда не желала мужчину так лихорадочно и не чувствовала себя более глупой, жаждая этого.
Сэр Александр Дуглас не был реален.
Он являлся воплощением всего, во что она не верила. И он ненавидел Макдугаллов.
Не имеет значения, что Макдугалл она являлась формально.
В любом случае, распаляться и волноваться только потому, что он был ростом шесть футов четыре дюйма, красив и обладал голосом, от которого у нее слабели ноги в коленях, было пагубно.
И целовать его до тех пор, пока не закружится голова, утопая в блаженстве от его вкуса, было против благоразумия.
Он абсолютно опасен.
Факт, который с прошлой ночи она не могла игнорировать.
Она провела часы, мучаясь и ворочаясь от страха, что он появится снова. Сердце билось так часто, что она опасалась сердечного приступа.
Ее колени все еще дрожали. И вовсе не потому, что он был сексуален так, что она иногда забывала дышать, когда он возвышался над нею, пронизывая своими неистовыми сине-зелеными глазами, заставляя исчезнуть весть остальной мир, как будто существовал только он.
Она сдула с лица прядь волос, чувствуя, что ладони вспотели. Как она ухитрилась сегодня утром одеться и спуститься по стольким ступеням, не свалившись в какую-нибудь кучу внизу, выходило за рамки понимания.
Он очень сильно потряс Мару.
И все еще расстраивал ее. Прячась где-то и наблюдая за ней с такой пронизывающей силой, что она носком ударилась о валун, перегородивший тропу.
– О-ох! – она схватилась за ступню, зло сверкая глазами на камень – покрытую лишайником глыбу гранита, который, казалось, с негодованием смотрел на нее в ответ. И нигде поблизости не было тропинки, по которой она шла.
Она мигнула и оглянулась вокруг. Валун поднимался из дикой рексии [25] на границе склона, поросшего папоротником-орляком, и далеко растянувшегося пастбища.
25
оленья трава, цветущее растение семейства миртоцветных с желтыми цветками.
Тропинки через тисовую рощу не было видно нигде, проклятые деревья теперь виднелись далеко позади нее. Каким-то образом она вырвалась из их тисков. На нее не давило ничего более зловещего, чем заросли можжевельника, дрока и ракитника.
И глаза, сверлившие в ней дырки, были не его, а лошадиные.
Великолепные животные, пасущиеся на траве в нескольких шагах от того места, где она стояла. Плавные линии и мышцы, обтянутые лоснящейся черной шкурой, и глаза этих животных, невозмутимо и с интересом уставившиеся на нее.