Горицвет
Шрифт:
Ему потребовалось собрать все свои силы, чтобы перевернуть бочку вверх дном перед воротами. Взобравшись на нее, он кое-как дотянулся до петель засова. Но сил, чтобы раскрутить толстую проволоку явно не хватало. Грег в своей снисходительности оказался слишком далек от реальных возможностей маленького гимназиста. И все же Юра старался как мог. Его руки уже были все исцарапаны и исколоты в кровь. Нудно саднила коленка, ушибленная, пока он возился с бочкой. Крохотная щепка, отскочивша от воротной доски, больно вонзилась почти у самого запястья. Но заниматься такими пустяками, было некогда. Юре удалось развязать основной узел. Проволока распустилась и воротни, поползли сами собой, при этом, последний самый тугой изгиб проволки, так и остался не развязанным. Юра ничего не мог с ним поделать. В итоге полуприкрытые воротни
Юра готов был разрыдаться от постыдного бессилия, но вдруг услышал знакомый протяжный рокот запущенного автомобильного мотора. Он понял, что ничего не получится. Что игра проиграна, и что прокатиться на авто по пустым инским улицам ему все-таки не удасться. Он еще сомневался, должен ли засвистеть, чтобы подать знак отступления. Подумал и решил, что Грег и так все увидит. Спрыгнув с бочки, Юра негодующе оттолкнул ее. Слезы непрошенно защекотали у него в носу и покатились из глаз.
Вдруг рокот мотора за воротами обратился в надрывный рев. Юра никак этого не ожидал. Он считал, что должно произойти ровно обратное. Что Грег, не услышав его свиста и, увидев, в каком плачевном состоянии оказались полураскрытые ворота, повернет машину обратно, и на этом все их преступное пердприятитие тихо закончится. Однако, за воротами почему-то происходило совсем другое. Мотор внезапно грозно взревел, и Юра едва-едва отпрыгнув на мостовую, увидел, как расвирепевший грэф и штифт на безумной скорости вырвался из-под арки, с треском разбросав по сторонам вихляющиеся воротни вместе с проволочным огрызком, мелкими щепками, досчатой трухой и осколками битого стекла.
В сизых клубах выхлопного газа, окутавших его с головы до пят, ошалело глядя на затормозивший автомобиль, Юра машинально отметил глубокую вмятину на черном капоте, сплющенный всмятку правый фонарь, разбитое вдребезги ветровое стекло и смеющееся, исполненное яростного ликования, лицо Грега.
— Садитесь же, — крикнул Грег, с трудом одолевая рычащий хрип мотора.
Юра даже не успел как следует прикрыть за собой бортовую дверь, как у них за спиной один за другим раздались два выстрела.
— Не обращайте внимания, — прокомментировал Грег, немедленно вдавив педаль газа, и заставив машину экстренно взмыть на высокий уличный подъем, что вел от острога к пожарной каланче. — По мне частенько стреляют, но почти всегда неудачно. Так что, не робейте, и держитесь крепче. Сейчас я покажу вам, что такое настоящая скорость.
Юра еще не оправившийся толком от всего произошедшего с ним у ворот, с удивительной легкостью, буквально за несколько секунд, переключился от полного уныния к несказанному упоению. Такого с ним еще никогда не было. Он сидел в кресле одного из лучших евпропейских автомобилей, по левую руку от одного из лучших автоводителей в России, и летел вместе с ним по совершенно пустым, мощеным улицам Инска, чувствуя невыносимую явность почти нереального, непостижимого в производимой им мощи и быстроте движения. Ветер бился им в спины, и уверенный рев мотора гремел в унисон свистящему на виражах пространству. Воздух разлетался на клочья, в ушах оглушительно выли встречные вихри, а душа так и рвалась за собственный предел. Казалось, какой-то молниеносный смерч подхватил и понес их над землей, обдавая ледяными ожогами беспредельной свободы, и уже никому неподвластным, неудержимым стремлением вперед. И Юра, как воздух, ртом глотал каждое мгновение этого уносящего его за собой стремления. Он чувствовал губами его пьянящий поток, он дышал им и пил, как драгоценный нектар, неповторимый и невозвратный.
Далеко не сразу он позволил привычному взгляду на действительность возобладать над своим первооткрывательским восторгом. Стоило лишь повернуть голову и увидеть Грега, молча сосредоточенно смотревшего на дорогу сквозь разбитое ветровое стекло, как на душе вновь заскребли кошки. Мелькала серая мостовая. По обочинам проносились насупленные дома с почерневшими от пустоты окнами. Справа над крышами маячил тусклый шпиль соборной колокольни, и над всем над этим раскачивалось, точно грозовое море, бесконечно багряное небо, рассеченное черными дымами, восходящими от затаенных где-то внизу пожарищ. Юра не верил своим глазам, столь многое переменилось вокруг за прошедший неполный час. «Это все ветер», — подумал он, сильнее вжимаясь
Грег, как догадался Юра, выбрал самый короткий путь. От пожарной (совершенно бесполезной) каланчи он свернул в Троицкий переулок, чтобы через него въехать на Николаевскую улицу, выходившую прямо на Садовый Бульвар. Оттуда, собственно, начиналась городская Набережная. Но в конце Троицкого переулка их встретил скрипящий и опадающий горящими обломками каскад огня. Горели два двухэтажных купеческих особняка, стоящих бок о бок. Фасад, расположенного напротив них Народного училища исходил раскаленным, выплескивающимся из глубины огненным крошевом. Он вот-вот должен был обрушиться на соседний уже дымящийся дом и тем самым замкнуть пылающий, безысходный треугольник.
Глазам было больно смотреть туда. Ветер доносил испепеляющий жар до машины, словно по недаразумению забывшейся в каких-нибудь двадцати шагах от пожара. От горящих стен то и дело отделялись какие-то огненные куски и падали совсем рядом, разбрасывая вокруг себя снопы жалящих искр. «А что если вот эта, самая ближняя, стена рухнет через секунду? — подумал Юра, — Она накороет нас с головой». От этой мысли у него по спине прошел липкий холод и он так неистово вжался в сиденье, что оно издало противный, надсадный скрип. «Почему же Грег медлит? Чего ждет? Уж не хочет ли он ехать мимо этих слепящих руин дальше? Но не сошел же он с ума?» Юра бесконечно долго, несколько непередаваемо долгих секунд не мог оторвать взгляд от бушующего перед ним пламени. Все его тело словно бы сжалось наподобие жесткой пружины. И подспудная, внутренняя, но оттого не мене сильная дрожь, завладевшая им, не давала телу выпрямится, стать собой. «Пускай я трус, — мысленно произнес он, — только пусть Грег едет обратно, а не стоит на этом месте, Господи внуши ему».
Юра знал, что должен был бы стыдиться таких мыслей, но не сознавал ничего, пока не посмотрел направо. Отсветы близкого пламени набегали на бронзовое лицо Грега, вырывая из тени, и словно сливались с чем-то похожим, подспудным, отраженным в его резких чертах — тот же беснующийся смех в глазах, та же ликующая ярость и тот же бесшабашный, безжалостный вызов. Казалось, кипящая огнем пропасть, не только не пугала, но скорее напротив — манила его, забавляя и пробуждая надменное издевательское любопытство. Глядя на огонь, Грег спокойно, с отстраненной холодностью, прикидывал что-то в уме.
Юра немного выпрямился, сел ровнее. Ах если бы ему хоть каплю этой живой силы, этого презрительного смеха, которыми кажется так переполнен Грег, тогда он стал бы другим, и никто и никогда не осмелился бы обвинить его в трусости. И как замечательно, что рядом с ним все-таки оказался этот человек, как успокаивает мысль, что он вообще есть. Юре и вправду стало как будто легче. А Грег между тем невозмутимо вывернул руль, повелев автомобилю возвращаться.
Они вернулись к пожарной каланче. С высокого подъема в этой части улицы хорошо просматривались частые красные всполохи, идущие вместе с рассеянными черными клубами вдоль всей линии, пересекавшейся под прямым углом с Садовым Бульваром.
— На Николаевской нам нечего делать, — констатировал Грег.
Он снова развернул рычащий автомобиль, направив его от городского центра, как стало понятно, уже безнадежного охваченного огнем, к относительно удаленной окраине. Кто бы мог подумать, что им снова придется проехать мимо тюремного частокола, но вот нужда заставила. Грэф и штифт пронесся мимо совсем недавно пленивших его стен, свернул на мост через Загородный ручей, и промахнув его, помчался по узкой грунтовой дороге, тянувшейся вдоль русла ручья. Юра с облегчением перевел дух. Слава Богу, Грег не повез его на Вилку. Он все-таки не оставил мысли добраться именно до Инской набережной, как и обещал Юре. Вдоль ручья тоже стояли дома, по преимуществу — одноэтажные. Вид этой окраинной улицы успокаивал. Пламя, разбушевавшееся всего в нескольких кварталах, отсюда виделось далеким и нестрашным. Грунтовая колея извилистой дугой быстро обогнула Старую мукомольню, и подобралась к Соборной площади. Так грэф и штифт снова выскочил в самый центр Инска, теперь уже с южной его оконечности. Отсюда он помчался вдоль берега, никуда не сворачивая. Скоро грунтовка сменилась мостовой, и справа потянулась чугунная литая решетка Набережной. Внизу показалась пристань, со всеми подступами занятая многотысячным толковищем.