Горит восток
Шрифт:
Это длинное слово взяло почти весь размах маятника. А подниматься вверх, чтобы там переложить бечеву на новое место, Савве не хотелось. Он с трудом передвигался вправо. Быстро намалевал «Савва» — получилось «Верочка и Савва» — и вернулся на середину.
Под именами, ниже, надо написать еще фамилии и поставить год, месяц и число. Фамилии… Но как это сделать теперь, когда оба имени рядом стоят?
Эх, ведь надо было как написать: «Верочка Чекмарева и Савва Трубачев»! Да не додумался сразу, а теперь с Чекмаревой в середину никак не вклинишься.
Конечно, проще
Он вовсе забыл, что висит на бечеве, высоко над землей, и, чтобы не так затекли ноги, тихонько переступал по отвесной стене, то вправо, то влево…
Савва! Савва! — снизу кричала Вера, и страх был слышен в ее голосе.
Что такое? Не змея ли ее напугала? В камнях здесь водятся змеи. Как он забыл об этом? Савва глянул назад и вниз через плечо. Вера стояла, запрокинув голову, показывала пальцем на кромку обрыва и все повторяла:
Савва!.. Савва!.. Ой, Саввушка!..
Вера металась по узенькой площадке, не зная, что ей делать. А Савва не понимал, чего она испугалась. Что же ему, в первый раз, что ли? Да и сама она с ним поднималась на скалы. Хотя, конечно, не на такие…
Вера! Прочитай-ка! — крикнул он.
Она должна бы остаться довольной: буквы получились ровные, а издали, наверно, и красивые.
Ой, Савва!.. Скорее… Веревка…
Савва пробежался взглядом по бечеве, и судорога сразу стянула ему челюсти. Острая кромка скалы перебила у бечевы одну прядку, и она, раскрутившись, торчала, как хвостик. Долго ли выдержат остальные две прядки? Как быть? Решать надо быстро… Подтягиваться вверх? Но веревка может лопнуть прежде, чем он успеет взобраться на обрыв. А тогда падать — расстояние станет еще большим… Вниз? Хватит ли ему бечевы?
Савва… Милый… Родной!
Он распустил узел бечевы и, стараясь не тряхнуться, медленно-медленно стал сползать по скале вниз.
Вера теперь не кричала, стояла не дыша, подняв кверху обе руки, словно готовилась принять на них Савву. Он это видел краем глаза и кричал:
Вера, отойди! Отойди, бога ради! Но она не двигалась.
Спускаясь все ниже и ниже, Савва не отводил взгляда от кромки обрыва, где, отчетливо различимый на фоне неба, шевелился хвостик лопнувшей прядки.
Еще шаг, еще… Еще один… А шаги — по вершку.
Теперь не так далеко до земли… Еще шаг… Еще… Вот написанных слов уже не видно совсем… Скоро…
Бечеву заело у пояса, она перестала свободно скользить. Еще бы только пяток маленьких шажков — и можно спрыгнуть. Савва осторожно завел руки за спину…
Но в этот момент у кромки обрыва рядом с первым хвостиком появился второй. Савва почувствовал, что бечепн словно зазвенела в руке.
Уйди! — крикнул он изо всей силы. И навзничь полетел к земле.
Верочка не отступила, но, как-то инстинктивно пригнувшись, плечом оттолкнула Савву, и он упал в стоявшие обочь кусты. Это смягчило силу удара.
Выпутавшись из пружинящих, гибких вершинок, Савва поднялся. Ему
Жива? — закричал Савва, приподнимая ей голову. Слезы только теперь нашлись у Веры. Они полились
ручьем, мешая ей видеть, мешая говорить. Савва посадил ее, прислонил спиной к утесу.
Вера… Верочка…
Она уткнулась головой в колени и рыдала горько и счастливо.
Потом исподлобья посмотрела на Савву.
Ну зачем?.. Зачем ты полез?
Да ведь что же, ведь ничего и не случилось. Ну, упал — п все… Жалко, дописать я не успел. Вот, посмотри!
Нужны мне твои надписи, — вытирая платком мокрое лпцо, шептала Вера, — вот как нужны! Ничего не сказал… Полез…
Ну, я больше не буду, — виновато сказал Савва. Они посидели молча, держась за руки.
Пойдем, — наконец сказала Вера, — я есть хочу. Савва встал, помог подняться девушке и беспомощно
поглядел вверх.
Ух, ты! — сказал он, показывая пальцем на обрыв. — А сапоги-то у меня там остались. Верочка, ты подожди, я сбегаю.
Подожди! Нет уж, хватит, второй раз ты меня не обманешь. Одна я здесь не останусь. Сама с тобой полезу.
Вера!..
Полезу — и все.
Спорить с ней теперь было совершенно бесполезно.
Они вернулись к костру, исцарапанные, запыленные и уставшие так, что сразу повалились на траву, не выговорив пи слова. Кузьма Прокопьевич и Филипп Петрович спали рядышком, прикрыв фуражками лица. Агафья Степановна, натянув на деревянную ложку пятку чулка, занималась штопаньем. Она не могла сидеть без работы даже в поле, на отдыхе.
Ну и сорванцы! — неодобрительно сказала она, откладывая чулок в сторону. — Носитесь, носитесь по горам. Вот когда-нибудь сломите себе голову.
Пробовали, — пробормотал Савва.
Чего пробовали? — недоумевая, спросила Агафья Степановна. — Головы ломать себе, что ли? Допробуетесь. Есть-то хотите?
Вера лисичкой прильнула к матери.
Ой, как хотим!
Агафья Степановна пошарила в корзинке. Нашла краюшку хлеба, малосольные огурцы. Подала им.
— Ешьте. Больше нет ничего. Все прикончили. Зашевелился Кузьма Прокопьевич. Потер ладонью
припухшее от сна лицо.
Дочка, а дочка! — надтреснутым голосом покликал он. — Ну и сон мне сейчас приснился! Будто я…
Вера быстро подскочила и сунула ему в рот огурец.
Замолчи, крестный!
Кузьма Прокопьевич съел огурец с большим наслаждением.
Люблю малосольные… Чего мне приснилось-то! — И он настойчиво отвел рукой Верочку. — Пет, нет, совсем не то, дочка. Будто стоит памятник каменный. Высокий-высокий, как утес. И на нем красной краской написано мое имя: «Кузьма». Понимаешь? И так мне обидно стало, что фамилии там нет у меня. Всякий человек имеет фамилию, а у меня нету. Кузьма — и все. Полезу, думаю, и сам напишу. И вот будто забрался я по веревке, вишу, болтаюсь, как комарик на паутинке, и…