Горизонты безумия

Альферанц Аноним

Подорогин не знал ответа на этот вопрос, а потому ему сделалось по-настоящему страшно. Только уже не за себя, а за сына.

Не затронутой тревогой частью подсознания Подорогин начал воспринимать окружающую реальность. Зал притих, словно прислушиваясь к его разрозненным мыслям. Самохин за трибуной заканчивал речь:

– Напоследок хотелось бы в очередной раз процитировать кого-нибудь из выдающихся деятелей прошлого, но я скажу от себя: удачи нам всем в столь нелёгком начинании и непоколебимой уверенности в собственных силах! Да прибудет с нами свет даже там,

откуда не вырывался ещё ни один фотон!

Зал принялся аплодировать стоя, а Подорогин сидел пнём, повторяя про себя одно и то же:

"Это всего лишь сон. Дурной сон и переутомление. А ещё страх перед лицом неизвестности. Ведь ещё никто на этом свете не покидал пределов Солнечной системы, не ступал за грань, не обретал истины при здоровом рассудке... Стоп! Я повторяю эти слова, как заученную наизусть молитву. Я повторяю то, что когда-то уже слышал. То, что слышу сейчас. Я поступаю так, как поступали прошлые поколения, которые верили в крест!.. А что если ничего не изменилось? Просто вера в бога сменилась уверенностью в собственном превосходстве... а всё остальное осталось, как и прежде. Но навстречу чему же мы в этом случае движемся - точнее бросаемся сломя голову?"

Совещание закончилось. Панорамный зал медленно пустел. Подорогин сидел на своём месте и смотрел на окровавленные ладони.

Между рядами пробирались двое из службы контроля, таща куль с чем-то тяжёлым... Один из них улыбался, глядя в затылок Подорогину.

Юрка проснулся посреди ночи от резкой головной боли. За окном повисла непроглядная тьма. В комнате было неимоверное тихо... Юрка прислушался к собственному дыханию... и неожиданно понял, что не дышит. Мальчик вскочил на кровати, открыл рот, как рыба, притронулся руками к липкому подбородку. Потом всё же совладал с паникой и заново осел на простыню, обхватив руками худые плечи. Он не понимал, что происходит. Часы на его руке не тикали, а под кроватью тускло мерцал свёрток с сорванным бутоном папоротника, который Юрка, на всякий случай, отобрал у рассеянного Вадика.

ГЛАВА 4. НИЖНЯЯ ТОПЬ.

Накрапывал дождь. Лужи на шоссе дрожали от мелкой измороси. Макушки деревьев утопали в низких облаках. Вдоль обочин притих кустарник, из которого то тут, то там выглядывали бетонные столбы линии электропередачи. Встречных машин практически не было - непогода словно распугала водителей, заставив забыть о повседневных делах. По улицам брело лето - не смотря на дождь, пора отпусков, каникул и дач. Так что, возможно, стихия тут была ни при чём.

– "Нижняя Топь", - прочитал Димка, провожая взглядом дорожный указатель, и тут же переключил внимание на скучающего за рулём отца.
– Что это значит?

Холмин изобразил на лице ничего не значащую улыбку.

– Хм... Это значит, что где-то есть Верхняя Топь.

– Ну, па!
– Димка надул губы и зачем-то ущипнул за ухо дремлющего на коленях британца; тот приоткрыл один глаз, вжал голову в туловище и недовольно заворчал.

Димка вскрикнул и вовремя

отдёрнул руку. Когти вонзились в колено, что было не многим легче.

– Спокойно, Разбойник, я же шутя!
– воскликнул Димка, пытаясь погладить пепельного кота по голове.

– Он тоже не нарочно, - пошутил Холмин, качая головой.

– Совсем обнаглел, - заключил Димка тоном эксперта.
– Мышей ловить не хочет, играть - тоже, ест только горошки свои, которые стоят дороже моего школьного обеда. Узурпатор какой-то, а не кот!

Разбойник зашипел, не снеся услышанной ереси, и свалился вниз.

Димка, от греха подальше, задрал ноги.

– Так и поедешь?
– засмеялся Холмин.

– А чего?.. Он же теперь не отстанет!

Кустарник за окном поредел. Деревья тоже куда-то делись. Остались только бетонные столбы, с натянутыми проводами - прогресс добрался и до этой глуши.

Димка поёжился.

"Нижняя Топь" - это надо же придумать! Наверняка какой-нибудь зубрила с филологического факультета постарался - простому смертному до такого элементарно не додуматься. Да и жить по соседству с болотом, - наверное, испытывать те ещё ощущения. Ступил не туда и того... Засосет, утянет, сграбастает. Причём непременно с головой и безвозвратно!

– А тут люди не пропадали?
– зачем-то спросил Димка.

Холмин пожал плечами.

– Навряд ли. А почему ты так решил?

Димка замялся, потом всё же ответил:

– Ну так написано же, что топь. Значит, болото рядом, трясины полно... и прочего всего...

– Прочего?.. Это ты о чём сейчас?

Димка смутился.

– Ну, нежить всякая болотная.

– И ты веришь в это?

– Так если легенды ходят, значит, люди что-то видят. Не будут же просто так придумывать!

– Ох, Димка... Человеку скучно живётся в этом мире. Понимаешь? Реальных проблем мало, так он себя ещё во всякую казуистику с головой окунает, чтобы нервишки пощекотать, в первую очередь.

– Казу... Чего?
– не понял Димка, отмахиваясь от нападок Разбойника из-под сидения.

– "Казуистика" - есть такое понятие. Ещё в средние века появилось в среде схоластов, богословов и юристов. Представляет собой диалектический приём, при помощи которого какой-либо религиозный, моральный или юридический вопрос разбивается на бесчисленное множество мелких деталей и случаев, так что вместо решения вопроса в принципе, получается дотошный анализ всех возможных и мысленно представимых случаев. Понимаешь?

Димка недвусмысленно мотнул головой.

– Ну, смотри, - завёлся Холмин, замедляя ход.
– Взять ту же нежить - или нечисть, о которой ты сам заговорил. Да чтобы было проще и нагляднее, хоть того же водяного! Сколько о нём страшилок, легенд и преданий в народе сложено - сотни, а то и тысячи. А кто-нибудь задавался вопросом об истинном происхождении этого существа, если оно действительно реально и материально?

– По-моему, нет, - неуверенно сказал Димка, между делом, дёргая Разбойника за хвост.
– Он ведь выдуманный. Так чего людям до его происхождения...