Горизонты и лабиринты моей жизни
Шрифт:
…Наверное, с босоногого детства в сердце моем, на его донышке, залегла какая-то жалость к угнетенным китайским труженикам, задавленным феодалами-милитаристами, иностранным капиталом. В конце 20-х годов в наших поволжских краях, на цементных заводах Вольска часто появлялись китайские семьи. Поражали их изможденные лица, ветхая одежонка. Нет-нет да и дрогнет сердце у рабочего-цементника, сжалится он и пустит к себе на ночлег скитальцев. В благодарность они выполняли различные поделки, ремонтировали все, что попросят.
Внешний вид китайских эмигрантов вызывал сострадание. Нередко наши рабочие выделяли им из своего скромного гардероба одежду, обувь, делились
Позже, в школьные и студенческие годы, мои знания о Китае расширились и углубились. Но чувство, запавшее в сердце в детстве, продолжало жить. Я до сих пор помню, как в одном стихотворении описывалась судьба китайского крестьянина Ли Чана:
…Потом на полях. Надсмотрщик зол, Что ни день, больно бьет Ли Чана. С тех пор, как Ли Чан на поля пришел, Не спина у него, а рана.Отголоски праведной борьбы китайского народа за свое национальное и социальное освобождение постепенно вырастали в убеждение правоты политики нашего государства по отношению к Китаю, ее интернациональной основы.
Разгром немецко-фашистских оккупантов в ходе Великой Отечественной войны на полях Европы для нас, солдат, означал и близость победы над японским милитаризмом, а вместе с ней и возникновение нового, свободного, народного Китая. Так думали, этого хотели, об этом мечтали. Мы восприняли победу китайской революции как новое подтверждение справедливости своего жизненного предначертания, а потому и силы. Силы не оружия, а силы веры в торжество справедливости, социализма.
Никогда я не думал и не загадывал побывать в Китае, на полях, где «без надсмотрщика трудится Ли Чан». Но судьба распорядилась по-своему.
В начале 50-х годов по приглашению Центрального комитета ВЛКСМ в Москву прибыла китайская молодежная делегация. Возглавлял ее товарищ Ху Яобан, теперь уже ушедший в мир иной, но оставивший о себе добрую память. В то время он был первым секретарем ЦК комсомола, а спустя более четверти века, в 80-х годах, пройдя большую школу партийной и государственной работы, испытав преследования во время «культурной революции», стал Генеральным секретарем Центрального комитета компартии Китая.
Встречи и беседы с членами делегации представляли для всех нас несомненный интерес. У многих китайских товарищей был уже немалый опыт работы с молодежью в военных условиях. Ху Яобан, например, в рядах китайского комсомола состоял с 15 лет, избирался секретарем волостной ячейки и секретарем в уезде Люян провинции Хунань. Во время Великого похода китайской Красной армии трудился в армейском комсомоле. Ху Яобан всегда был приветлив, любил шутку, острое словцо, обладал живым умом и способностью быстро схватывать суть явления, проецировать его на китайскую действительность. Словом, он произвел тогда на нас впечатление надежного товарища, с которым можно было, не оглядываясь, как мы говорили, «идти в разведку».
У комсомола 30—40-х годов за плечами был неповторимый опыт, сложившиеся традиции. Мы верили, что этот опыт небезразличен для китайских товарищей. И не ошиблись.
Посланцев из Пекина, казалось, интересовало все и прежде всего функционирование комсомола во всех его звеньях, от первичных организаций до ЦК, во всех взаимосвязях с партийными, общественными организациями и их органами. Особое внимание, как мне помнится, они уделяли проблемам участия комсомольских организаций в восстановлении народного хозяйства после Великой Отечественной войны, системе образования общества, идеологии, вопросам социальной защищенности юношей и девушек, преломлению их интересов в будничной практике комсомольских организаций.
Наверное, некоторым читателям покажется, что я делаю акценты именно на таких аспектах деятельности ВЛКСМ в те годы, которые ныне «не в моде», подвергаются критике как «отжившие», «устаревшие» и якобы явившиеся объективными в ряду других причинами развала ВЛКСМ. Конечно, было бы наивно думать, что общественный организм статичен в своей деятельности, живет по раз и навсегда заведенному порядку. Конечно нет. Подобный подход равносилен смерти любого общественного организма, особенно молодежного, каким был комсомол. Но вместе с тем в опыте, в традициях ВЛКСМ есть непреходящие ценности и прежде всего в его связях с жизнью, с практикой нашего многонационального народа. Без практических дел любая общественная организация, да и любой государственный орган превратится из работающего в болтающий. И внимательный читатель это знает по сегодняшнему опыту государственной и общественной жизни.
Время придет, и молодая поросль будет с таким же прилежанием и вниманием относиться к прошлому опыту ВЛКСМ, как это делали в свое время китайские товарищи, трансформируя его применительно к своим специфическим условиям и задачам. В изучении нашего опыта задавал тон своим товарищам Ху Яобан. Маленького роста, сухонький, с живыми глазами и большими ушами (что, как говорят в народе, признак незаурядного ума), он, как мне казалось, стремился к познанию от частного к общему тех принципов, которые должны лежать в основе функционирования многомиллионной общественной, самостоятельной организации в стране, населенной многочисленными нациями и народностями, избравшей путь социалистического развития.
Для нас, советских комсомольцев, общение с делегацией китайского Коммунистического союза молодежи во всех отношениях было не только интересным, но и полезным. Нас радовало, что побратим Ленинского комсомола Коммунистический союз молодежи Китая растет и крепнет, а воздействие обоих наших союзов на международное юношеское движение усиливается. Мы с большим вниманием слушали рассказы о достигнутых успехах, о сложностях и трудностях в строительстве нового мира. Нам был понятен, как никому другому, пафос созидания нового Китая, которым была охвачена китайская молодежь. Советский народ в неимоверно короткие сроки в основном восстановил разрушенное немецко-фашистскими агрессорами народное хозяйство…
Приходят новые «герои нашего времени», которые пытаются переписать историю под себя, под свои подчас корыстные, властолюбивые интересы. Естественно, правда жизни рано или поздно возьмет свое, и эта плесень будет снята. Однако, думаю, что нашему народу стоило бы поучиться в оценке собственной истории у китайского народа, который на своем пути не избежал трагического, чуждого идеям социализма, но который свято оберегает социальные и нравственные ценности, приобретенные в новейшее время на своем историческом пути.