Горизонты нового
Шрифт:
Предчувствуя иное бытиё
Всплывает не оформлено, зыбуче
Творимое тобою - не твоё.
И резкостью наводки, как в бинокле,
Предстанет Афродитою нагой
Иль дамою прекрасною в пролётке...
Увидишь - ходишь сам не свой.
Живительность картин сетчатку глаза,
Как краски по холсту, пьянит красой.
Слова и глаз - точней от раза к разу,
Берись за кисть, перо и жизнь воспой!
К творцу приходит свыше вдохновенье.
Поэт - слагает стих. О радость воспаренья!
Хана
её душу закрался элемент недоверия: она заподозрила, что
эти стихи были сочинены ранее и сейчас только воспроиз-
водятся по памяти. Ей захотелось проверить, и она сказа-
ла прямо, о чём втайне подумала. Антонина нисколько не
обиделась и, сделав небольшую паузу, прочитала:
Немея, создать тишину
Противу - немого закона.
Любимице рифме войну -
Дерев засыхающих крона...
Невнятно и робко - гул строф.
Освоенность духа - паренье
Снимает легчайший покров,
Вострится ушное уменье.
Прогалиной, талым снежком,
По кромке ледка - недоверье,
Но буквы - наклонно рядком
В порыве встают вдохновенья.
Так мастера кисть завершает мазок,
Так издали слышен пастуший рожок.
И сразу, без перерыва:
Трудно выстоять в выверте дней,
Не унять от раздумий тоски.
Тёмных красок палитра видней.
Злости выверт. Безумны мазки.
Замирает душа. Неказист?
Бег куда? От другого - к себе?
Припадает к земле жухлый лист -
Не мятежность, но верность судьбе.
И раздумий - тягчайше кольцо.
Выбор сделан. Сомнения - прочь.
Ветер осени. Краска - в лицо.
Бесконечною кажется ночь.
Хана завороженно слушала. Антонина продолжала:
Оно ещё не сказано. В пластах,
Спелёнатое... Странно и плакуче
Торопит появиться на устах,
Как солнце озаряет из-за тучи.
Из глуби, уголочков естества
Всплывает, как в шампанском пузырьки,
Наитие чудесного родства -
Снующие у берега мальки.
И тянет, как цепочку из воды,
Нанизывая бусинки понятий
На буквы строчек - стройные ряды
В испуге от корректорских изъятий.
Так прорывается подземное теченье -
Глубинных вод с надземными смешенье.
– Сеанс стихосложения окончен! Спасибо за внима-
ние, - раскланялась Антонина. - Не слышу бурных ап-
лодисментов.
– Браво! Браво! Просто изумительно. Твои стихи за-
мечательны. Я бы никогда не смогла так, - зааплодирова-
ла
– Тебе понравилось? Думаю, и ты любишь сочинять
стихи. Прочти, пожалуйста, что-нибудь.
– Мне с тобой не сравниться.
– Прошу, прошу! Мы не на турнире поэтов, - прогово-
рила Антонина с очаровательной улыбкой. - Смелее! Ну!
– Хорошо. Вот это, пожалуй.
Упоительна синь небес.
Облака потеряли вес
И плывут, истончая тлен, -
Белизны невесомый плен.
– Отлично, Хана! Почитай, пожалуйста, ещё.
– Пожалуйста.
В тиши трудов уединенья,
В стремленье истину познать
Сердца находят утешенье
И грусти лёгкой благодать.
– Здорово! Я так не могу.
– Шутишь?
– Нисколько. Чувствуются непосредственность, ин-
дивидуальность и, конечно, несомненный талант.
Было похоже, что Антонина свыклась со своей ролью,
и Хана смотрела на неё, как на давнюю подружку, с кото-
рой хотелось поговорить по душам после долгой разлуки.
– Антонина! Ты меня захвалила. У меня совсем другое
представление о моих попытках что-либо сочинить. Но
мне приятно слышать твою похвалу. Раз так, то слушай.
На что откликнется усталая душа?
На мысль? На музыку? На вздох?
И действий видимых, спеша -
Нашепчет, воплотившись в стих.
На миг забывшись о своём,
С крыла тоску стряхнёт...
Всего на миг.
На миг -
Потом -
Сто порций доберёт.
Не мрамор, а живая плоть -
Её удел, среда.
Живая плоть.
Живая плоть
Дана нам - на года.
– А как же бессмертие? - с укоризной в голосе сказа-
ла Антонина.
– Трудясь и день и ночь, спеша,
Оставит след в строке душа.
– Только и всего? Неужели так мало?
– А ты желаешь жить вечно? - засмеялась Хана. Ан-
тонина присоединилась к её веселому смеху. Отсмеяв-
шись, вытирая слёзы, она ответила:
– Для того чтобы не бояться смерти, приходится вы-
бирать веру, обещающую загробную жизнь, а выбрав, сле-
довать неукоснительно Писанию. В оцепенении одиночес-
тва, скрашиваемого занятиями различного рода, и в том
числе философией, происходит достижение той полноты,