Горький вкус времени
Шрифт:
– Мари сказала бы: работа по дому, – сухо отозвался Робер. – Содержать комнаты в чистоте и подавать еду на стол, когда нет других слуг, – это нелегкая задача.
– Но вы оба прекрасно справляетесь. Я помогу вам, как только мы здесь закончим. – Жюльетта широко улыбнулась, глядя на Робера поверх мольберта. – Думаю, вы были бы довольны, если бы мы все уехали и дом снова закрылся.
– Конечно, он был бы рад, – ответил за Робера Жан-Марк, направляясь к ним по дорожке. – Можете спасаться бегством,
– Благодарю. – Робер поднялся и заспешил прочь.
– Вам не следовало этого делать. – Жюльетта избегала взгляда Жан-Марка. – Я бы уже скоро разрешила ему уйти. А вам неужели нечем больше заняться, кроме как мешать моей работе?
– И вам тоже приятного утра. – Жан-Марк остановился перед мольбертом. – Вы уловили сходство. Портрет вполне приличный.
– Я не делаю «приличных» работ. Он великолепный, – возразила задетая за живое Жюльетта.
– Но скучный.
– Скучный?
– В нем нет полета, нет дерзания. Насколько я помню, вы прежде не боялись писать правду.
– Но это и есть Робер.
– И вы явно выбрали его, он – безопасный сюжет и не вызовет у вас трудностей. – Жан-Марк пожал плечами. – Вам нет нужды переживать. Многие художники предпочитают писать обыденное, а не дерзать.
– Я не «многие» художники! – сверкнула на него глазами Жюльетта, кладя кисть. – Я дерзаю.
– Да неужели? – Жан-Марк опустился на мраморную скамью напротив девушки. – Что-то я в последнее время и следа полета кисти не видел. Вы избегаете самого большого вызова вашему мастерству.
– Вас? – Гнев на лице Жюльетты сменился пылким энтузиазмом. – Вы позволите мне написать вас? Если вы станете мне позировать, я смогу…
– Нет, не меня. – Жан-Марк встретился взглядом с Жюльеттой. – Аббатство. То, что произошло там.
– Нет! – Жюльетта отшатнулась, словно он ее ударил. – Я не хочу. Это так ужасно, это такое уродство!..
– А вы боитесь… – Жан-Марк кивнул. – Это вполне понятно.
– Нет! Я никогда не боялась. Я просто не хочу это писать.
– Или знаете, что не сможете? Такой сюжет под силу только мастеру.
– Я могла бы!
– Однако вы даже не осмеливаетесь попробовать.
– С какой стати мне трусить? – Жюльетта глубоко, судорожно вздохнула. – Мне бы хотелось, чтобы вы ушли.
– Разве? В юности вы подавали большие надежды. Я думал, у вас впереди блестящее будущее. Какой позор, вы оказались посредственностью!
– Я не боюсь, и я не посредственность. С какой стати мне писать то, что никто не хочет видеть?
– Это и есть ваше оправдание? – Жан-Марк притягивал своим взглядом Жюльетту. – Я хочу увидеть то, что произошло в аббатстве, Жюльетта, то, что видели вы.
На щеках Жюльетты вспыхнул лихорадочный румянец, в глазах заблестели слезы. Она отставила
– Вам нравится смотреть на кровь? Я вам покажу. – Трясущейся рукой она схватила перо и стала набрасывать рисунок лихорадочными, размашистыми движениями. – Вы хотите увидеть насилие? Я вам его покажу! Хотите посмотреть на смерть? Вы ее увидите! Я искажу вам! Покажу…
Через несколько минут она закончила набросок, отшвырнула его в сторону и взялась за новый. Завершила этот этюд и начала другой. Эскизы вылетали из-под ее пера, как мертвые листья, слетавшие с измученной, изломанной ветви.
Жан-Марк тихо сидел, а вокруг него росла гора набросков. Лицо Жюльетты было искажено от ярости, глаза дико блестели. Время от времени она что-то нечленораздельно бормотала, но он знал, что она говорит не с ним. Жан-Марк сомневался, помнит ли Жюльетта, что он еще здесь.
Позднее утро перешло в день, день растворился в синеве наступивших сумерек.
Наконец девушка остановилась, тупо глядя на последний этюд.
– Вы закончили? – Жан-Марк поднялся и подошел к скамье, где сидела Жюльетта. – Можно мне посмотреть?
Жюльетта кивнула.
Жан-Марк подобрал с земли все эскизы. С ее рисунков взывали о помощи кричащие рты, зверски изуродованные монахини. Хохочущие, смакующие насилие убийцы. Их похотливые рожи, уродливые спины. Распятая на булыжниках девочка. Раскинутые в мертвом бесстыдстве обнаженные бедра женщин.
Жан-Марк положил на скамью листы.
– Разрешите взглянуть на последний рисунок, который у вас в руках?
Жюльетта отдала набросок и закрыла глаза.
– Кто эта коленопреклоненная женщина?
– Преподобная мать.
– А мужчина в революционной шапке с косой?
– Я не знаю его имени. – Жюльетта содрогнулась. – Мясник. Он был мясником.
– А это вы?
Жюльетта открыла глаза.
– Да. Я!
– Вы сказали, что мужчина с косой – мясник.
– Так оно и было. – Жюльетта обхватила себя руками, чтобы унять сотрясавшую ее дрожь. – И я тоже. Жан-Марк застыл.
– Они заставили вас убивать монахинь?
– Да.
Жан-Марк с минуту молчал.
– Каким образом?
– Кровь.
– Кровь?
– Кровь в потире. Я не думала, что возможно такое зверство. Это так страшно.
– Что они еще сделали, Жюльетта?
– Сестра Матильда. Они поставили ее обнаженной перед судебной трибуной и вынудили встать на колени передо мной. Она была так напугана. Я видела ужас в ее глазах. Дюпре велел поднять тост за славных марсельцев и за то, что они сделали в аббатстве. Кто-то принес потир святого причастия из часовни. – Жюльетта остановилась и облизала сухие губы. – Я отказалась.