Горловка. Девятьсот пятый
Шрифт:
Изволила квартировать
И был тем местом, где сегодня
Отряд рассчитывал поспать.
В Енакиево, где Петровский
Металлургический завод
Был непокорностью бесовской
Известен всем не первый год,
Всегда присутствовали части
Различных воинских родов,
Чтоб укреплять основы власти
Оружьем силы, а не слов.
И вот, в счастливом совпаденье
(Рояль в заснеженных кустах?),
Казачее
Нашло их в горловских степях.
Откуда только силы взялись
В солдатах? Пять минут назад
Они безвольно пробирались
Чрез снежный буревой заряд.
Сейчас же, обретя подмогу,
Они решились повернуть
На Горловку – повстанцам строго
Отмстить и всё перетряхнуть.
* * *
Войдя в посёлок, Угринович
Отряд направил к руднику,
Надеясь без излишней крови
Дружины разделить в пургу:
Отсечь повстанцев на Садовой
От овладевших рудником
И станционных, кто готов был
Всех прочих поддержать штыком.
Как изменилась обстановка!
Ведь сводный войсковой отряд
Был оттеснён довольно ловко
Лишь несколько часов назад.
Но, видно, лёгкая победа
Расслабила бунтовщиков:
Их преимущество без следа
Развеялось в пыли веков.
За час посёлок был зачищен,
Но оставался и бузил
Вокзал – последнее жилище
Остатков инсургентских сил.
А Угринович, к сожаленью,
С таким количеством бойцов
Все станционные строенья
Не мог взять в жёсткое кольцо.
Своих людей рассредоточив
Меж станцией и рудником,
Старался капитан рабочим
Не дать собраться нипочём.
Рассеянные в пыль дружины
Его солдатам не страшны.
Повстанцы лишь тогда сильны,
Когда сплочённы и едины.
* * *
С момента, как сражён был в спешке
Повстанческий парламентёр,
Бой дотлевал, как головешки
Курят, когда погас костёр.
Стрельба со стороны восставших
Увяла. Угринович встал
И, оглядев бойцов озябших,
Команду подниматься дал.
Хоть воинство и не спешило
Объятья снега покидать,
Всё ж капитана не гневило
Их нежелание вставать.
Почувствовав в солдатских взглядах
Усталый страх и пустоту,
С не свойственной ему бравадой
Он справил
Его лихая бесшабашность
Вернула жизненность в солдат:
Забыв про прежнюю опасность,
Поднялся на ноги отряд.
Кряхтя, пошатываясь валко,
Вставали сотнею голов
Бойцы, похожие на жалких,
Завьюженных снеговиков.
Призвав хранить боеприпасы
И понапрасну не стрелять,
Сам Угринович на приказы
Не стал зря времени терять.
Махнув рукою, зазывая
Солдат своих за ним идти,
Пошёл, легко переступая
Чрез занесённые пути.
Шёл капитан к вокзалу, словно
Он беззаботный пассажир,
Собравшийся на подмосковный
Участок кушать галантир[6].
За ним с открытой неохотой,
Опасливо армейцы шли:
Брели драгуны и пехота,
Жандармы – те едва ползли.
Лишь Угринович – тёртый воин –
Движеньем каждым делал вид,
Что, дескать, больше ничего им
Уже сегодня не грозит.
Действительно, пока шагала
Компания «снеговиков»,
Ни выстрела не прозвучало
Со стороны бунтовщиков.
Зачах, истлел, растаял, умер
И до того неспешный бой.
Создатель что ли образумил
Иль вышло всё само собой?
* * *
Те, кто на станции остались –
Пятьсот несчастных человек, –
Устали и не возмущались,
Когда их выгнали на снег.
Спокойный внешне Угринович,
Шагами меряя перрон,
Лишь только слабо хмурил брови
Хотя был явно возбуждён.
За ним как тень ходил Корнеев,
Поёживаясь, морща нос, –
То ль от презрения к плебеям,
То ль от того, что крут мороз.
В задымленные помещенья,
Откуда запах бунтовства
Разил кислотным испареньем,
Они заглянули едва.
Брезгливо всех велели выгнать
Из станционных зданий вон,
Чтоб рассмотреть и чтоб постигнуть
Глупцов, чьё имя легион.
Тесня прикладными тычками
Безвольных, грязных бедолаг,
Солдаты, гнавшие их, сами
Тем свой же изживали страх.
Армейцы, выглядя устало,
Смотрелись звёздами судьбы
На «живописном» фоне вялой,
«Непрезентабельной» толпы.
Честь небольшая от победы