Горная весна
Шрифт:
— Все это верно, сэр, но… разве скромный и чистоплотный человек согласится служить нам? К сожалению, мы должны исходить из реальных возможностей. И потом, у меня выработан особый план в отношении Андрея Лысака. Как только завербую его, я прикажу ему решительно изменить свой образ жизни.
— Правильно! Но это надо сделать как можно раньше, иначе будет поздно.
— Я форсирую события, сэр.
— Вот и договорились! — Файн дружески улыбнулся своему помощнику и похлопал его по плечу: — Не обижайтесь, Любомир, за придирчивость. Это моя обязанность — оберегать
— Я понимаю, сэр. Благодарю.
Крыж выразительно посмотрел на шефа и безмолвно, взглядом, добавил: оберегая меня, вы прежде всего оберегаете свою драгоценную особу.
Андрей Лысак, тюка решалась его судьба, беспечный и веселый, уверенно шагал по улицам Явора. Выйдя от Крыжа, Андрей сейчас же забыл о расписке. Он думал только о деньгах, полученных от Любомира и матери. Двенадцать сторублевок! Гуляй в ресторане целую ночь, заказывай подряд все меню сверху донизу — и то не растратишь. Эх, и кутнет же он сегодня с Олексой Сокачем! На корню закупит знаменитого машиниста, навсегда заручится его дружбой.
Дома Олексы не оказалось, он был на работе. Андрей пошел в депо. На главной улице неожиданно лицом к лицу столкнулся с Олексой. Знаменитый машинист был одет в синюю спецовку. На белокурой голове — черная форменная фуражка, а на ногах — парусиновые туфли. «Вот так знаменитость! — подумал Андрей. — Не умеешь ты, дурак, пользоваться своим положением». Вслух же он, радостно улыбаясь, воскликнул:
— Здорово, Олекса!
Сокач остановился, сдержанно ответил. На лице его не было ни привета, ни даже простого любопытства, только удивление и отчужденность. Олекса хорошо знал приметного франта с Железнодорожной, маменькина сынка Андрея Лысака, но никогда не дружил с ним, не имел даже общих товарищей. И потому он был удивлен его панибратским отношением.
— Не узнаешь? — спросил Андрей, раскрывая коробку сигарет. — Кури!
Олекса насмешливо прищурил свои серые с длинными черными ресницами глаза, с ног до головы осмотрел Лысака:
— Как не узнать такого шикарного кавалера! Каким был, таким остался…
Андрей пропустил мимо ушей насмешку Олексы. «Завидует», решил он, но, как всегда, сказал не то что думал:
— А ты не изменился.
— Значит, вернулся домой? Под мамино крылышко? Совсем или как?
— На практику приехал, — ответил Андрей.
— Куда? В парикмахерскую? В ателье мод?
Андрей опять не обиделся. Он умел, когда надо было, не замечать насмешки.
— Не угадал, — сказал он, сделав вид, что принял слова Олексы за дружескую шутку. — В депо практиковаться. На паровозе.
— Неужели ты еще не бросил школы?
— А почему я должен ее бросить?
— Так там же учиться надо, сдавать экзамены.
— Учимся! И экзамены сдаем! — с достоинством, но без заносчивости, с расчетливой веселой улыбкой ответил Андрей. — И паровозом будем управлять не хуже других… если ты поможешь. — Он взял Олексу под руку и, приноравливаясь к его шагу, пошел по краю тротуара, где было меньше людей. — Олекса, скажу тебе прямо, от чистого сердца: хочу практиковаться только на твоем паровозе, под твоим руководством.
Молодой машинист подозрительно покосился на Андрея: когда, где и чем он успел завоевать его любовь?
— Если бы не ты, Олекса, — продолжал Андрей, — то я и в школу не попал бы и на паровоз мне наплевать. Понравилось, как ты работаешь, вот я и решил пойти по твоей дорожке. Возьми, Олекса, шефство надо мной! Всю жизнь буду помнить и благодарить. Ты не смотри, что я такой: по одежде встречают, а по уму и работе провожают.
Олекса уже внимательно и серьезно слушал Лысака. Верить или не верить его словам? От сердца они или так, пустопорожние? Похоже на то, что говорит правду, по-настоящему тревожится за свою судьбу.
— Что же, — сказал Олекса, — если начальник депо прикомандирует тебя к моему паровозу, то…
— Прикомандирует! Обязательно! — Андрей схватил руку Сокача, крепко сжал ее: — Будь уверен, я не подведу тебя.
С ближних гор уже потянуло прохладой, на городские улицы спускались густые синие сумерки. В домах зажигали свет.
На улицах вспыхнули матовые шары. По большому стеклу витрины, широко разбросав раздвоенные клешни, пополз огненный рак.
— Зайдем? — останавливаясь перед рестораном, спросил Андрей.
Не дожидаясь согласия, он открыл дверь и, слегка подталкивая Олексу вперед, вошел в ярко освещенное помещение, густо заставленное квадратными, на металлических ножках столиками. Буфетчик, разливавший пиво, подал Андрею руку и сказал, как хорошо знакомому:
— С приездом! Как твой университет?
— Все в порядке. Распорядитесь насчет столика.
Бритоголовый официант в белом пиджаке и в черном галстуке бабочкой, не дожидаясь распоряжения, в одно мгновение расчистил от грязной посуды столик, расположенный в дальнем, укромном конце зала. Не прошло и пяти минут, как на столике появились водка, вино, пиво, тарелки с копченой рыбой, сыром, ветчиной, сухой колбасой, печеными яйцами. Олекса покачал головой:
— Богатая закуска… но расплачиваться придется тебе: у меня ни копейки в кармане. Отдам завтра.
— Расплатимся, не беспокойся! На всю ночь хватит погулять. За твое здоровье!
— Стипендией будешь расплачиваться? — спросил Олекса, когда выпил и закусил.
— Какая там стипендия! От нее и следа не осталось.
— Где же ты взял денег? — Олекса осторожно поставил стакан с вином и перестал есть.
— Не бойся, не краденые. Мать дала. Она у меня деньжистая и не прижимистая. Она портниха. Золотые руки!
— Значит, мать зарабатывает, а ты… пируешь?
— Дай срок, буду и я зарабатывать. Все верну матери, что истратила на меня… Слушай, Олекса, сколько ты получаешь в месяц?
— Когда как…
— В апреле, например, сколько выколотил?
— Две с половиной тысячи.
— Ничего, подходяще. А в марте?
— Точно не помню. Кажется, столько же. Ну, еще какие будут вопросы? — Глаза Олексы стали колючими. — А паровоз тебя не интересует? Как мы водим поезда, как экономим уголь и смазку — об этом тебе не хочется поговорить?