Горны Империи
Шрифт:
Мальчишка свалился в постель и подумал только, что дождь так и идет – не прекращается…
Денис и сам не знал, что его разбудило. Он сел в кровати и обнаружил, что соседняя – пуста. Олег куда-то смылся, причем довольно ловко – бесшумно, Денис и почувствовал-то именно одиночество, а не то чтобы что-то услышал.
Так. Денис поднялся. Не стоило труда обнаружить, что мальчишка вылез в окно, причем, судя по лежавшей на стуле одежде, в одних трусах.
И окно за собой прикрыл хотя и плотно, но с явным расчетом возможности вернуться.
Денис вновь улегся обратно на кровать, закинул руку под голову и стал думать.
Вариантов было несколько. Самым неприятным был вариант, что Олег – «засланный казачок», как говорили в Питере. Откуда это словосочетание взялось – неизвестно, но обозначало оно, грубо говоря, шпиона. Или вместе с матерью, или сам по себе. Но это был, к счастью, не только самый неприятный, но и самый малореальный вариант. Он означал бы, что вся семья Третьяковых разом ослепла и разучилась разбираться в людях.
Был вариант, что Олег рванул к девчонке. Но почему-то Денису – на интуитивном уровне – и этот вариант не казался правильным. Как-то не вязался Олег с ночными любовными похождениями.
Третий вариант – у мальчишки какие-то свои дела. Подворовывает? Ой, непохоже…
Но больше Денису ничего в голову не приходило. И это здорово напрягало.
Денис лежал и ждал. Так, как учили его ждать в засадах на зверя, – не следя за временем и не мучаясь его течением. Дворян в таких случаях учили еще и переключать сознание, развлекаясь воспоминаниями или решая какие-то дела – оставив тонкий «сторожок». Денис так не умел.
Он просто спокойно ждал.
И дождался, как говорится.
Прошло часа три, не меньше, подваливало к половине четвертого утра, когда окно бесшумно шевельнулось, внутрь проникла мокрая и грязная нога. Пошарила, утвердилась на стуле. Денис подавил желание сказать: «Гав!» – и продолжал отслеживать события.
Следом внутрь – отменно тихо – пролез сам Олег. Денис тут же включил свет.
Олег был в трусах, грязен, как крот, и держал в руке саперку.
– Вытри за собой. И в душ сходи, – сказал Денис, садясь в постели.
Олег замер на подоконнике.
Денис тоже не шевелился.
Как в первый день их недолгого и неудачного знакомства, двое мальчишек в одной комнате смотрели друг на друга.
Шел за окнами тропический ливень.
Денис понял, что Олег ничего не расскажет.
Тогда он встал и, не оглядываясь, вышел из комнаты.
Внизу так и лежала часть почты – не разобрали, руки не дошли. Деловую переписку мама с отцом, конечно, унесли, а это… Денис включил свет, посмотрел. Среди прочего неожиданно увидел номер обозрения «Говорит Земля!» – эта газета выходила на десяти языках по всей планете и за ее пределами, наверное, привезли из Верного, а родители и не сказали, что на нее подписались. Денис полистал страницы, выхватывая космические новости – хотелось отключиться от дождя за окнами и от того, что он не знает, с чего начинать… Глаза царапнуло —
ПЕТР ВЛАДИСЛАВОВИЧ КРАПИВИН
– и Денис поспешно вернулся к заметке.
«Капитан… исследователь и герой Космоса…
Денис заморгал и потряс головой.
И только теперь сообразил, что заметка, которую он читал, что парадное фото над нею – все это обведено – как отчеркнуто от живого мира, от сообщений о стройке на Ганимеде, о запуске с Нептуна – жирной черной чертой.
– Он отдал всего себя, – прошептал Денис.
И вспомнил вкус мороженого в кафе. И значок, подаренный Войко – звезда на темной ладони.
А ведь он знал, что умирает, понял Денис. Знал. И отдал всего себя.
Отдал всего себя.
…Олег не спал. Он посмотрел на вошедшего Дениса (в комнате было чисто, значит – ходил… а Денис и не заметил, не услышал…). Но Третьяков-младший сейчас не думал о своем угрюмом соседе. Он просто подошел к окну. К закрытому. И встал около него.
Все умирают, вдруг подумал Денис. И замер окончательно, застыл, потрясенный этой мыслью.
Нет, нельзя сказать, что раньше он не знал об этом. Знал и даже думал. Но только сейчас, над раскрытой газетой, понимание это встало перед ним, усмехаясь, во весь свой рост и во всей беспощадности.
И Денис не знал, что с этим делать.
Наверное, ему мог бы помочь Славка. Славка мог бы рассказать, как однажды, сразу после того, как ему исполнилось десять лет, его как-то ночью вытащили из постели грубые руки, раздели догола, проволокли коридором в подвалы под лицеем и, сунув в ладонь мальчишки полевой нож, впихнули его в ярко освещенный прозрачный кубик. И – когда из угла вдруг с мерным урчанием-громом поднялась, словно вырастая на мощных лапах, тень – и это был огромный мут-стафф, а равнодушные – знакомые, равнодушные и от того ужасные лица взрослых за прозрачной стенкой вдруг отдалились и стали стертыми – вот тогда Славка понял, что смертен. Что все смертны.
Мог бы Славка рассказать и другое. Как его – трясущегося от нерастраченной боевой лихорадки, хрипящего от ярости и дико озирающегося – подняли с туши заколотой зверюги. И взметнули на руках – к…
…но была еще и Клятва Огня. И Славка не рассказал бы ничего этого Денису, даже знай он о его метаниях.
Однако именно в тот момент Славка понял, что он – бессмертен.
А Денису предстояло осознать это самому.
И не сейчас.
Денис прижался лбом к оконному стеклу. Почти ненавидяще впился взглядом в огни поселка за мокрыми деревьями. И сказал – процедил:
– Войте, собаки. Сегодня умер Волк!
Почувствовав чей-то взгляд, он обернулся. Олег, привстав на локте в кровати, смотрел удивленно и даже чуть испуганно. Денис ответил ему равнодушным взглядом. Что он понимает, этот глупый мстительный мальчишка, мелочный в своей ненависти?.. Что он знает о звездах, о городе Рейнджеров, о том, какой кажется Земля из далеких краев Системы? О том, как отдают жизнь целиком – всю, до капельки – этому проклятому космосу, без которого не могут жить и который забирает эти жизни жадно и охотно… а иначе жить просто нельзя.