Город Антонеску. Книга 2
Шрифт:
Впрочем, плакать я и так уже не хотела.
Зачем плакать, когда не утешают?
А папа кончил завязывать платок и говорит: «Ну вот! Давай! И слушаться твою маму Тасю! Слышишь?»
Слушаться Тасю… С чего это вдруг?
Тася, как видно, обрадовалась, что я буду ее слушаться. Она сразу же схватила меня за руку и потащила к двери. Мы вышли из Эмилькиной квартиры на лестницу и стали осторожненько спускаться по этой поломанной лестнице вниз. Сначала в развалку, а потом уже
Оказалось, что «уходить и спасать ребенка» нужно было на подводе.
И мы пошли на Привоз, где стоят эти самые подводы, привязанные к рыжим лошадкам, которые все время что-то жуют. Как моя любимая Приблудная, которая осталась на даче Хиони, где мы жили летом и, как обещал мне папа, к которой мы обязательно потом поедем на пикапе.
Мы пошли на Привоз, и тут…
Ой! Что это?
На одной из этих привязанных к рыжим лошадкам подвод сидел один мой знакомый мальчик.
Ну, на самом деле, не очень знакомый.
А просто мальчик, который часто проходил мимо нашего дома на Петра Великого со своей бабушкой.
Было это давно, когда еще не было войны.
Тогда этот мальчик был очень красивый, в бархатном костюмчике с белым бантом и с черненьким чемоданчиком.
Чемоданчик, конечно, мне особенно понравился.
Но папа сказал, что это и не чемоданчик вовсе.
Папа сказал, что это просто маленькая скрипочка.
Папа сказал, что этот мальчик, наверное, учится в школе дедушки Столярского играть на скрипочке.
«А-а-а… – подумала я, – учится играть на скрипочке… Но тогда почему он не слушает свою бабушку? Почему она все время кричит ему: “Янкале, не беги! Янкале, осторожно!”».
Мальчика звали Янкале. Я тогда его хорошо запомнила.
И теперь сразу узнала.
Хотя он теперь был без костюмчика и без банта.
И даже без черного чемоданчика.
И сидел на краю подводы, свесив вниз ножки, и рядом с ним сидела его старенькая бабушка.
Я думаю, он тоже меня узнал.
Мне даже показалось, что он немножко придвинулся к бабушке, чтобы дать мне место на подводе.
Я уже совсем собралась спросить его, почему он сегодня без банта и без чемоданчика, как вдруг Тася больно дернула меня за руку и оттащила от подводы.
Это она всегда так делает – на самом интересном месте!
Оказывается, что она уже передумала «уходить и спасать ребенка» и нам нужно быстро-быстро бежать обратно на Софиевскую к папе.
И мы побежали. И я так ничего не успела узнать про чемоданчик.
А подвода, наверное, уехала.
И вместе с ней Янкале со своей бабушкой.
И бабушка, наверное, снова сердится на него и говорит ему: «Янкале, осторожно! Янкале, не крутись!»
От Янкале: «Ваш паспорт поддельный!»
Утром, оставив меня с бабушкой в общинном доме, мама пошла в примарию.
Вернулась она довольно быстро. На ней не было лица.
Мама сказала, что здесь, в Кляйн-Либенталь, никакой работы нет и мы должны срочно уезжать.
Как я узнал впоследствии, нам грозила большая опасность.
Взяв в руки паспорт и внимательно рассмотрев его, примарь сказал: «Ваш паспорт поддельный. Если хотите остаться в живых, немедленно уезжайте. Я ничего не видел и ничего не знаю».
Удивительно, но немец нас спас!
И мы снова бежим.
Из Кляйн-Либенталь, обратно… в Одессу.
В Одессу, из которой мы бежали только вчера.
В Одессу, где нам негде переночевать, негде спрятаться.
Мы едем обратно в Одессу.
И снова на какой-то подводе.
Мороз как будто стал еще злее. Слезятся глаза.
Я дышу через поднятый воротник. На воротнике появляются сосульки. Счищаю их рукавичкой.
У лошади, из раскрытых ноздрей, вырывается пар, как из трубы паровоза.
Едем долго. Хочется спать.
Въезжаем в город. Хозяин подводы поворачивает к Привозу. Здесь, неподалеку, на Чижикова, есть постоялый двор, в котором он собирается остановиться.
Мама решает тоже устроиться в этом постоялом дворе.
Хозяин поселил нас в маленькой комнатке на втором этаже и сказал: «Вам нужно зарегистрировать паспорт в полиции. Есть приказ об обязательной регистрации всех приезжих».
Зарегистрировать паспорт в полиции?
Это значит снова предъявлять поддельный паспорт!
Снова рисковать, как это было в Кляйн-Либенталь?..
От Фанички: «Землячка»
Прошло два дня, прежде чем я решилась пойти на Торговую, в ближайшее отделение полиции, чтобы, как требовал хозяин постоялого двора, зарегистрировать паспорт.
Там была очередь. Люди сидели в коридоре на деревянных стульях. Спросив, как водится, кто крайний, я тоже села на освободившийся стул. Рядом разговорчивая соседка. Она тараторит и тараторит – рассказывает о себе, о муже, о родственниках. Но мне не до нее и, тем более, не до ее мужа и родственников.
«Давно я не видела сестренку, – слышу вполуха. – Живет она недалеко, но я никак не выберусь к ней. Вы бывали в Тирасполе?».