Город богов
Шрифт:
— Ты должен был предупредить меня о цене его услуг, — караванщик, проводив писца взглядом, повернулся к купцу.
— Это не мое дело, — безразлично пожал плечами горожанин. — Ты, не я хотел составить договор, не доверяя на слово, — он не скрывал злорадства.
Собственно, чего еще можно было ждать от чужака?
— Ладно, — Атену пришлось, смирившись, оставить все размышления и сожаления позади.
— Это отличная сделка. И нечего переживать из-за такого пустяка, как одна монета, — купцу оставалось только вручить караванщику причитавшиеся тому по условиям
Караванщик прикинул их на вес, и они показались ему куда тяжелее, чем он ожидал. "Но если золотники полноценные, в чем же уловка?" — Атен растерялся. Сгораемый от любопытства, он поспешно потянул за бечевку, развязывая один из кошелей, желая, наконец, увидеть монету.
Она была темной, тусклой, словно золотник древних городов. И, по всему, столь же ценной. Но его радость по поводу того, что сделка оказалась вовсе не столь убыточной, как ему казалось, а скорее даже наоборот, очень быстро улетучилась, стоило Атену разглядеть узор чеканки. Его лицо побледнело: на монете стоял красный символ Нинта.
— Что-нибудь не так? — купец не спускал с караванщика взгляда.
— Мне… Не знакома эта чеканка… — наконец, выдавил из себя хозяин каравана, хотя и понимал, что в этот миг его чувства были настолько сильны, что их было невозможно скрыть, а, значит, собеседник вряд ли поверит его словам, когда в глазах караванщика были не сомнение и удивление, а явный страх.
— Не волнуйся, — писец возник неизвестно откуда, словно из-под земли. В его глазах впервые замерцало что-то наподобие интереса. — В этих монетах не меньше золота, чем в любом другом древнем червонце, — его губы растянулись в бледном подобии улыбки. — Но если ты хочешь поменять незнакомые деньги — добро пожаловать, менялы будут только рады выполнить такую работу. Только не обессудь, если новое золото будет хуже и беднее.
Атен вздохнул. Он не хотел ни о чем говорить, боясь еще больше выдать себя.
— Я позову рабов, они перенесут твой товар, — спустя несколько мгновений напряженного молчания проговорил он, обращаясь к горожанину.
— Не надо, — мягко, но решительно остановил его купец. — Я пришлю своих слуг.
— Как хочешь, — караванщик пожал плечами. Все происходившее казалось ему еще более странным и пугающим, чем нынешним утром. — Если так, оставляю вас. Мне нужно успеть еще многое сделать, — он зашагал прочь, но купец остановил его:
— Постой. Нам следует обсудить еще пару вопросов. К какому дню мы должны закупить все необходимое и что ты решил по поводу мяса?
— Сколько мне нужно будет добавить за вяленое и копченое? — собственно, цена не имела для него сейчас никакого значения, когда более всего на свете ему хотелось поскорее отделаться от отмеченного смертью золота, понимая, что бессмысленно убеждать себя, будто деньги — они деньги и есть, и главное как ты их заработал, а не где они были отчеканены.
— Пять золотых, — купец явно завышал цену и даже не скрывал этого. Но караванщик не стал торговаться.
— Хорошо, — он высыпал на ладонь нинтовские золотники, отсчитал и протянул купцу столь поспешно, словно они жгли ему руку. — Сколько дней
— Ну… — тот взглянул на писца. Было видно, что поведение караванщика казалось ему все более и более странным. — Три. Но к чему такая спешка…
— Вот, — он добавил еще один золотой. — Но сделай все в срок.
Купцов молча принял деньги. Он растеряно смотрел вслед поспешно удалявшемуся караванщику, не в силах объяснить его поведение иначе как…
— М-да-а, — протянул он. — А я-то думал, что все рассказы Абры не более чем выдумка… Не к добру это…
— К добру, ко злу — не нам решать, — голос писца был низок и тих, как посвист змеи. — Пошли. Нас ждут.
— Я знаю всех горожан, тебя же вижу впервые. Где, снежные духи, Абра прятал тебя все это время?
— Чем меньше ты знаешь, тем лучше, — прошептал тот, а затем, спустя мгновение, добавил: — для тебя, — и Силин мог поклясться, что в его голосе в одно и то же время звучали и издевка, и угроза.
Одно мгновение, и писец, скользнув тенью-невидимкой в сторону священного холма, исчез быстрее, чем купец успел его окликнуть.
Силим же, шепча себе под нос молитвы, однако без веры в то, что они ему помогут, скорее бездумно повторяя слова, чем делая это осмысленно, добрался до крайнего дома, поднялся по крутым ступенькам и, с трудом сдвинув тяжелую каменную дверь, ввалился внутрь.
В комнате, не просто большой, но огромной, казавшейся благодаря царившему в ней полумраку вовсе бесконечной, возле горевшего посреди этой тьмы очага на стуле с высокой остроконечной спинкой сидел жрец.
— Ну что?
— Они знают, — последовал ответ, заставивший спрашивавшего нахмуриться.
— Ты не ошибаешься? — хотя служитель не хотел признаться в этом даже самому себе, он боялся оказаться правым в своих предположениях куда сильнее, чем ошибиться.
— Вот, — купец протянул к нему ладонь, на которой поблескивали в ярко-красных лучах огня золотые монеты. — Я сделал так, как ты велел — заплатил ему данными Хранителем червонцами. Не знаю уж, что за знак на них изображен. Но я уверен: караванщик узнал символ…
— И что же?
— Он испугался. Испугался больше, чем вестников Госпожи Кигаль и слуг Губителя вместе взятых. Как чужак ни пытался, он не смог скрыть того, что эти монеты ему противны. Он стремился поскорее от них отделаться, словно они — само зло… Он знает, Абра — знает… Что бы это ни было…
— Я столько лет боялся… Боялся и ждал, понимая, что, рано или поздно, это случится, — без сил откинувшись на спинку стула, проговорил тот.
— Но если это так важно… — купец нахмурился. — Нельзя сбрасывать со счетов и возможность ошибки. Может быть, он просто лишился ума с радости от заключения столь выгодной сделки… Еще бы, та монета, которой я собирался расплатиться, должна была быть вдвое, а то и втрое дешевле их золотого. А древнее золото, наоборот, дороге, и намного… Лишь безумец может так поспешно и расточительно разбрасываться полновесным золотом… Вот только… Что-то здесь не вяжется… Что-то не так… Но кто они такие? Всего-навсего караванщики.