Город богов
Шрифт:
Но та лишь упрямо качала головой из стороны в сторону, не слушая его, зажмурив глаза, не желая даже видеть, словно сам его образ резал сердце, как острый нож хрупкую плоть.
Юноша двинулся к ней, опустился рядом на колени, протянул руки, чтобы обнять подругу, прижать к себе, делясь своим теплом и покоем, но та, едва ощутив прикосновение пальцев, вздрогнула, обжегшись об их пламень, рванулась, спеша убежать, скрыться…
Сати вскочила на ноги, с силой оттолкнула от себя Ри, который, не ожидавший удара, упал, остался позади, успев лишь крикнуть вслед метнувшейся прочь тени:
— Сати!
Он
Сати заметалась по темнице, словно дикий зверь, пойманный среди бесконечности пустыни и посаженный в крохотную клетку. Ее сердце яростно билось в груди, глаза горели ужасом. Она вся целиком была во власти нервного возбуждения. Руки дрожали, зуб не попадал на зуб, внутри все похолодело, нить души истончилась, зазвенела струной, готовая вот-вот порваться, на лбу выступила испарина…
Эти камни подземелья… Ей казалось, что они сползают все ниже и ниже, давят на плечи, не позволяя выпрямиться, сильнее и сильнее пригибая к земле, чтобы уже очень скоро раздавить под своей тяжестью. И нигде не было видно выхода: ни норки, ни хоть совсем малюсенького отверстия, через которое был бы виден белый свет.
Ужас нарастал. Дышать становилось все труднее…
Караванщице привиделось, что госпожа Кигаль уже заточила ее в свои мрачные пещеры, не знающие свободы и спасения. На века. Навсегда…
— Нет! Нет! — она бросилась на стены, стала царапать их когтями, пытаясь вырваться. — Это несправедливо! Я ведь не виновата! Я ни в чем не виновата! — а слезы все катились и катились из глаз. И им не было ни конца, ни края…
Ларс шевельнулся, пробуя подняться, но Нинти удержала его:
— Ты ничего не сможешь сделать, — проговорила она. Голос девушки был полон грусти. Голова опустилась на грудь, роняя один вздох за другим.
— Я должен хотя бы попытаться. Может быть она поймет… — он силился встать. — Помоги мне.
— Нет, — она положила руку ему на плечо, надавила, осознанно причиняя боль.
У Ларса помутнело в глазах, дыхание перехватило с губ сорвался стон.
— Прости, — прошептала Нинти, ладонью другой руки, полной ласки и целительной прохлады, касаясь горячего лба горожанина. — Я понимаю, тобой движет забота, — ее голос был тих и задумчив. — Но ты должен знать: у тебя ничего не выйдет. Да, ты смог вернуть Ри, помог ему найти нечто, удерживающее его на краю бездны. Но с ней все иначе. Она видит мир по-другому, по-другому чувствует его… Она не допускает и мысли о том, что сама виновата во всех свалившихся на нее бедах и ищет виновных среди окружающих, ненавидит их, презирает…
— Ты говорила, что не способна исцелить раны души. Почему же ты так уверена, что понимаешь их природу?
Она заставила его замолчать, прижав пальцы к губам.
— Я знаю, — глаза смотрели на него, не мигая, — я вижу душу. Ее цвета, ее движение… Ты не поможешь девочке, лишь усилишь ее боль и отчаяние. Сейчас… Сейчас она не замечает никого, кроме себя и его, — она кивнула в сторону караванщика, все еще сидевшего на том самом месте, куда его оттолкнула рука подруги. — Ей кажется, что они в этой темнице одни. Никто не видел ее унижения, не знает ее отчаяния,
Ларс взглянул на ее, восхищенный.
— Ты удивительное создание! — прошептал он. — Как ты могла сохранить здесь, в этом ужасном месте, столько света и тепла души? В чем ты черпаешь силы для того, чтобы не только утешиться самой, но и утешать других? Ответь! Может быть, это поможет и ей.
— Я утешаюсь утешением, — проговорила Нинти, не сводя с него взгляда лучистых глаз. — Помогая другим, я исцеляю и себя. Я счастлива, когда хоть немножко нужна кому-то… — потом она тяжело вздохнула. — Ты и представить себе не можешь, как я мучаюсь от страданий этой девочки, как хочу ей помочь! — и снова вздох, и слабое, полное безнадежности движение головы. — Но я не могу. Никто не может. Какое-то время я надеялась, что караванщицу оживит ее друг… Если бы их любовь была настоящей, если бы она была действительно так сильна и глубока, как они считали еще совсем недавно… Если бы…
— Сати! Сати! — несмотря на все неудачи, Ри не собирался сдаваться. Он вскочил, бросился к ней, поймал, как птицу, которая, пытаясь вырваться, все сильнее и сильнее билась у него на груди, царапая руки, яростно мотая из стороны в сторону головой. — Я люблю тебя, слышишь: люблю!
— Нет! — она вновь закричала, застонала от боли. — Замолчи! Не смей! После всего…
Ему пришлось зажать ей рот ладонью, склониться, зашептать на самое ухо, не надеясь, а вынуждая выслушать, заставляя ее услышать то, что он должен был ей сказать.
— Прости меня, прости за все! Знай: я не могу жить без тебя! Ты не должна думать о смерти! Если не хочешь жить ради себя, живи для меня, живи мною, нашими детьми, которые… которые у нас со временем родятся, милостью богов. Я никогда не брошу тебя, я всегда буду рядом. Мы пройдем испытание. После того, что мы пережили здесь — оно покажется легкой прогулкой по берегу солнечной реки в сказочной стране… Там… Помнишь, в той земле, куда приводил вас Шамаш. Помнишь, как там было замечательно? Испытание очистит нас, наши души. Мы поженимся. Мы будем счастливы, я обещаю тебе! Только успокойся, прошу тебя, заклинаю! — он почувствовал, как тело Сати обмякло. Она больше не пыталась вырваться. Ее дыхание стало тише и ровнее. — Ну, вот! — проговорил юноша, обрадованный тем, что ему все же удалось вернуть покой в душу подруги. — Теперь нам нужно думать о том, чтобы поскорее бежать отсюда.
— Но как… — чуть слышно прошептала Сати.
— Ларс выведет нас. Он знает путь…
— Ларс? — она вздрогнула, шевельнулась, пытаясь вырваться из рук друга… Ри решил — чтобы оглядеться, найти взглядом горожанина.
Он удержал ее.
— Подожди. Еще миг.
— Нет! — в ужасе прошептала Нинти, уткнувшись лицом в плечо Ларса. — Не продолжай! Не сейчас! Ты все испортишь! Замолчи!…
Но караванщик не слышал ее. Он и сам не знал, что заставляло его говорить. Возможно, желание упрочить достигнутое, или же выговориться сейчас, сказать те слова, которые, как ему казалось, должны быть произнесены, но которые он никогда не сможет вымолвить потом, не здесь…