Город чудес
Шрифт:
— Точка, к которой привязано святилище Олвос, находится в лесу, — говорит Мальвина. — Прямо за владениями губернатора полиса.
— Ты хорошо знаешь это место, Сигруд, — добавляет Шара. — Ты там восстанавливался после Мирграда.
— Там все устроено слоями, — говорит Мальвина. — Миры внутри миров, целая вереница. Широкие и узкие полосы разнообразных реальностей. Какое бы заклинание, морок или чудо ты ни нес с собой, надо опробовать его, чтобы прорваться через них.
— Так похоже на твои обычные планы, Шара, — говорит Сигруд, раздосадованный. —
— И все же в прошлом нам сопутствовал успех, — возражает она. А потом прибавляет: — Большей частью.
— Надо действовать сейчас, — говорит Мальвина. — Немедленно. Мне кажется… мне кажется, он каким-то образом о нас узнал. Снаружи, в городе, в воздухе витает нечто плохое. Надо действовать, пока он не успел подготовиться.
— Ты согласен? — спрашивает Таваан. — У нас не будет другой возможности.
— И ты очень талантлив в том, что касается импровизации, — прибавляет Шара.
— Импровизировать с ножами, пистолетами, бомбами я могу, — отвечает Сигруд. — Но импровизировать с Божеством… Тут уверенности куда меньше. — Поколебавшись, он говорит: — И все же ты не ответила на один вопрос.
— Какой? — спрашивает Шара.
Он смотрит на нее.
— Мальвина может длить… длить тебя… бесконечно?
Таваан и Мальвина смотрят друг на друга, чувствуя себя неловко.
Шара улыбается ему, но ее глаза печальны.
— Нет, Сигруд. Разумеется, нет.
— Но… что тогда случится?
— Этому придет конец, — взмахом руки она указывает на собственное тело. — И все будет так, словно то, что ты сейчас видишь перед собой, никогда не существовало.
— Ты просто исчезнешь?
— Да. Исчезну.
Он склоняет голову.
— Но… Но это несправедливо.
Она улыбается с отчаянием.
— Знаю.
— Это неправильно! Я не могу потерять тебя, вернуть и снова потерять.
— Я знаю, Сигруд. Знаю. Но все так и будет. Обязательно будет. — Она тянется к нему, хватает за руку. — Все заканчивается. Ты это знаешь. Даже боги в конце концов умирают. И со мной случится то же самое.
Он вытирает слезы, смущенный тем, что заплакал.
— После тебя и Мулагеш, после Хильд и Сигню… я… я не хочу снова остаться один.
— Я знаю. Знаю, Сигруд. И мне очень жаль. Но послушай меня. Мы все — лишь сумма наших мгновений, наших поступков. Я умерла, Сигруд, — умерла, делая то, во что верила. И снова за это умру. Но если жизнь моя была правильной, то мои поступки отразятся, словно эхо. Те, кому я помогла, те, кого я защитила, — они понесут мои мгновения дальше. И это не так уж мало.
— Ты говоришь это мне, — произносит Сигруд, — человеку, чьи мгновения — всего лишь перерезанные глотки, печаль и ожидание во тьме.
— Но если бы ты не сделал то, что сделал, — не уступает Шара, — я, безусловно, не прожила бы так долго. И лично мне это бы совсем не понравилось.
Он шмыгает носом.
— Ненавижу с тобой спорить. Ты всегда побеждаешь.
— Что ж, утешься
Он кивает, опять шмыгает носом и расправляет плечи.
— Итак, Олвос. Она где-то рядом с усадьбой губернатора полиса — да?
— В каком-то смысле, — говорит Мальвина.
Он трясет головой.
— До чего абсурдно прятаться у порога Божества, словно выслеживая должника, скрывающегося от кредиторов. Как я туда попаду? Существуют ли какие-то магические двери или лестницы, которыми я мог бы воспользоваться?
— Вон там секретный черный ход, — говорит Мальвина, указывая на далекий и темный камин у противоположной стены. — О нем знаю только я.
— Только ты? — переспрашивает Сигруд. — А этот… как его… Вошем?
Она качает головой.
— Нет. Было бы неразумно отдавать столько власти в одни руки. Выход ведет к сторожке в парке рядом с Престолом Мира, такой вот причудливый маршрут. Мы воспользуемся им, потому что не можем снова пройти через дверь под Солдинским мостом — если появляться там слишком часто, кто-то может присмотреться и призадуматься.
— И что мне делать, когда мы выйдем?
— Ну… — говорит Мальвина. — Ты же сказал, что хорошо угоняешь машины, верно?
— Предлагаешь проехаться на угнанном авто через все блокпосты возле усадьбы губернатора?.. Меня застрелят еще до того, как я выберусь за стены.
— Мирград больше не такой, каким ты его помнишь, Сигруд, — говорит Шара. — Те блокпосты почти все закрыты.
— Я выведу тебя, — обещает Мальвина, — и останусь возле сторожки, ждать.
— Как я сообщу тебе, что добился успеха? — спрашивает Сигруд.
— Если ты добьешься успеха, на твоей стороне будет Божество, — говорит Таваан. — Вероятно, она прокатит тебя по небу в колеснице, запряженной лебедями.
— А если я потерплю неудачу?
— Если ты потерпишь неудачу… — повторяет Мальвина. — Если постучишься в дверь, но никто не ответит… тогда, наверное, ты просто вернешься назад. И мы попытаемся придумать что-то другое.
Сигруд трет лицо.
— А у нас есть запасные планы?
Шара сидит очень прямо и смотрит в пространство, как будто что-то решая. А потом она делает это опять: поднимает правую руку, поправляет очки и трет переносицу большим и указательным пальцами.
Смотрит на Сигруда. Ее взгляд жесткий и холодный.
— Нет, — твердо говорит она.
Дрейлинг знает: она врет. Он видит, что она понимает очевидность своей лжи. У нее припрятан какой-то козырь. Но очевидно, что она всеми силами старается его не использовать.
— Ладно, — говорит Сигруд. — Я это сделаю.
— Хорошо. — Шара поворачивается к Таваан. — Значит, осталось последнее.
— Что еще? — спрашивает Сигруд.
— Это война, — говорит Таваан. — Плохая война, да, и шансы не в нашу пользу. Но мы можем нанести врагу настоящий удар. И если мы воюем, тебя надо снарядить соответствующим образом.