Город холодных руин
Шрифт:
Наверху Малума провели в другую комнату. Там, у окна, ссутулившись, точно пьяный, сидел на каком-то подобии трона Даннан, а вокруг него растекался все тот же кроваво-красный цвет; он повторялся в обивке мебели, в картинах, занавесях, в абажурах фонарей. В руке банХи держал серебряный гребень, которым старательно расчесывал свои длинные прямые волосы. Запах мускуса и еще чего-то сладкого жирными волнами наплывал из курильницы, установленной на металлическом подносе в углу. Сопровождающие Малума отступили к двери; судя по всему, им не нравилось пребывание в этой комнате. Малуму
Скорчившись и подняв колени к подбородку, какая-то молодая женщина сидела на полу и пила прямо из бутылки. Посмотрев на него отсутствующим взглядом, она рассмеялась чему-то, понятному только ей. Она была вся в темном, с немодными кружевными рюшами у манжет и у горла, а на ее лицо было наложено такое количество краски, что кожа казалась почти белоснежной, как у альбиноса. Кто она – нынешняя пассия Даннана или нет, – Малум не знал, однако ощутил, как в его сознание закрадывается мысль, что не худо бы с ней переспать. Но тут же понял, что с любой женщиной в мире его ждет одно и то же. Разочарование.
Даннан застонал, чем привлек внимание Малума. Из одежды на нем были лишь черные штаны и похожая на замшевую куртка, поверх которой был выпущен капюшон. Его лицо выглядело каким-то особенно угловатым, и он то и дело закатывал глаза, точно от боли.
– Ты в порядке? – спросил его Малум не столько из вежливости, сколько потому, что ему хотелось нарушить молчание. Он глядел на коллегу, удивленно приподняв бровь.
Снова стон, и вдруг Даннана бросило вперед, словно в приступе рвоты, но его открытый рот остался сухим. Серебряный гребень полетел через всю комнату к ногам посетителя. БанХи явно пытался прокашляться, но в комнате оставалось по-прежнему тихо, точно все звуки исчезли. Только тут Малум заметил, какие острые, оказывается, у Даннана зубы, и понял, что гримаса на его лице напоминает скорее улыбку, как будто он наслаждается своей болью.
– Все хорошо… спасибо. – Даннан почти выхаркнул эти слова.
Малум повернулся к его людям:
– Может, дадите ему воды?
– Я в порядке. – К Даннану вернулась его обычная утонченность, и он в изысканной позе откинулся на подоконник, оглядывая гавань слева направо. Когда его взгляд вернулся к Малуму, тот заметил, что глаза банХи испещрены красными крестиками сосудов. – Кто-то умер, вот и все.
– В смысле? – переспросил Малум.
– Там. – Он взмахнул рукой в сторону окна. – Там только что кто-то умер.
– А ты-то откуда знаешь? Ты поэтому не был на забастовке?
Даннан злобно зыркнул на него. Его глаза никогда не отличались определенностью цвета, и чем дольше Малум глядел на них, тем меньше понимал, какие они.
– Знаю, и все. Мои люди на забастовке были, а меня ты туда не звал.
– Верно. – Малум на самом деле не знал наверняка, был банХи на марше или нет, ведь там все были в масках, просто он догадался: необычная реакция Даннана на смерть вряд ли позволяла тому принимать участие в повседневных делах банды наравне с другими.
– Слушай, у тебя с собой арума случайно нет? У меня кончился.
– Нет. – Малум нагнулся и поднял гребень, обратив внимание на изящество его отделки.
– Я пришел поговорить с тобой насчет того командующего-альбиноса и нашей с ним встречи. Когда он хотел, чтобы наши люди ему помогали.
– Ну и что? – Даннан, зажав гребень в длинных тонких пальцах, еще раз провел им по пряди волос возле уха, прежде чем положить его на подоконник.
– Командующий – гомик, любит трахать мужиков, – объявил Малум. – Не знаю, как ты, но я своим ребятам не позволю работать с таким типом. Мои парни дерутся только за настоящих парней, ну, ты понял.
– Гомик, говоришь? – уточнил Даннан, постепенно приходя в себя. – И что мы, по-твоему, должны делать? Точнее говоря, мне-то что до этого за дело? У меня у самого вкусы не вполне традиционные.
– Достоинство, честь и правильные поступки – вот до чего тебе должно быть дело, – заявил Малум. Мужчина, занимающийся подобными вещами с другими мужчинами, был для него явлением противоестественным. И он считал, что должен кое-что доказать командующему. – Я не знаю, какое ты принял решение, пошлешь ты своих людей ему в помощь или нет. В смысле, когда война придет в город.
– Мы еще думаем. Может быть, придется и повоевать – хотя бы чтобы не потерять свою зону влияния. В конце концов, что такое война, как не одна большая драка за зоны влияния?
Малум усмехнулся:
– Что ж, тут ты, наверное, прав. Слушай, мы похожи, ну, ты и я. У нас есть кое-что общее – мы оба противоестественны. Иногда мы работаем сообща – ну, когда надо разобраться с профсоюзами и всякое такое. Я хочу преподать этому командующему урок. Я пойду к нему, скажу, чтобы он засунул себе эту войну куда подальше, и, может быть, натравлю на него своих ребят. Ненавижу я эту солдатню… короче, пусть его взгреют как следует, другим неповадно будет. Да и вообще, торговцы меня уже достали, все ноют, налог за протекцию платить им, видишь ли, тяжко – так что пусть заодно и они поучатся. Да, думаю, что демонстрация силы сослужит нам хорошую службу.
– А как ты собираешься подобраться к командующему?
– Не знаю пока. Но люди в этом городе должны знать, что он спит с мужиками.
– Может, выбить из него денег? – предложил Даннан. – Шантажировать его. Возьмем кого-нибудь из моих молодцов для подстраховки, а потом поделимся.
– Хорошая мысль. Из военного такого ранга можно выкачать немало денег. Назовем сумму от балды, и он постарается из всех сил, чтобы сохранить свой секрет. А потом заберем деньги и изобьем его на улице до смерти.
Даннан окинул плотоядным взглядом девушку, которая в другом углу комнаты, похоже, погружалась в неисследованные доселе глубины собственного «я».
– Как скажешь. Займись этим делом, а когда понадобится моя помощь, свистнешь.
– А в войне ты участвовать будешь?
Даннан задумчиво помолчал, не сводя глаз с девушки, в которой проступало тем временем что-то хищное.
– Нет, ради него – нет. Если уж на самом верху творится такое дерьмо, то я, пожалуй, подамся на юг, может, попробую другой остров. Здесь все равно холодновато становится.