Город и город
Шрифт:
Книги и другие вещи лежали в коробках, расставленных по всей комнате. Дешёвый ноутбук, дешёвый струйный принтер. Хотя электричества, насколько я мог судить, там не было. На стенах не висело никаких плакатов. Дверь в комнату была открыта. Я стоял, прислонившись к ней и глядя на две фотографии на полу: на одной был изображён Айкам, на другой, в лучшей рамке, — Иоланда и Махалия, улыбающиеся за коктейлями.
Иоланда встала, снова села. Она избегала смотреть мне в глаза. Не пыталась скрыть страха, который не утихал, хотя я уже не был его непосредственной причиной. Боялась показать
— Айкам хорошо потрудился, — сказал я, опять по-английски.
Айкам, хоть и не понимал этого языка, перевести не просил. Он стоял возле кресла Иоланды и смотрел на меня.
— Вы поручили ему попытаться выяснить, как выбраться из Уль-Комы, не попадая на радар. Удалось?
— Как вы узнали, что я здесь?
— Ваш парень делал именно то, что вы ему велели. Пытался выяснить, что происходит. С чего бы ему заботиться о Махалии Джири? Они никогда друг с другом не разговаривали. А вот о вас он печётся. Так что когда он, выполняя ваше поручение, расспрашивал о ней, это выглядело странно. Наводило на мысли. Зачем он это делает? Это ведь вы, вы о ней волновались, и вы же волнуетесь о себе самой.
Она снова встала и повернулась лицом к стене. Я ждал, что она что-нибудь скажет, но она молчала, и я продолжил:
— Я польщён, что вы заставили его обратиться с вопросами ко мне. Единственному полицейскому, который, по-вашему, просто не мог быть частью происходящего. Аутсайдеру.
— Вы не знаете! — Она обернулась ко мне. — Я вам не доверяю…
— Хорошо, хорошо, я такого и не говорил.
Странное увещевание. Айкам смотрел, как мы тараторим.
— Значит, вы никуда не выходите? — спросил я. — А чем питаетесь? Консервами? Полагаю, Айкам вас навещает, но не часто…
— Он не может часто. Как вы вообще меня нашли?
— Это он мог бы объяснить. Он получил записку: надо прийти. Чего бы это ему ни стоило, он старался окружить вас заботой.
— Так оно и есть.
— Вижу.
На улице сцепились собаки: об этом сообщил нам шум. К ним присоединились их владельцы. Загудел мои телефон, слышимый даже при выключенном звонке. Она вздрогнула и попятилась, словно я мог выстрелить в неё из мобильника. Дисплей оповестил меня, что это Дхатт.
— Послушайте, — сказал я. — Я его выключаю. Выключаю его.
Если он следит за прохождением вызова, то увидит, что звонок перенаправлен на голосовую почту, прежде чем отключились все типы звонков.
— Что же случилось? Кто вам угрожал? Почему вы сбежали?
— Я не дала им такого шанса. Видели ведь, что случилось с Махалией. Она была моей подругой. Я пыталась убедить себя, что это не обернётся таким вот образом, но она мертва.
Она проговорила это чуть ли не с благоговейным ужасом. Лицо у неё исказилось как от боли, и она замотала головой.
— Они её убили.
— У ваших родителей нет от вас никаких вестей…
— Мне нельзя. Я не могу, мне надо… — Кусая ногти, она на мгновение подняла взгляд. — Вот когда я выберусь…
— Отправитесь прямиком в посольство соседней страны? За горами? Почему бы не здесь?
— Сами знаете, почему.
— Допустим, не знаю.
— Потому что они и здесь, и там тоже. Они всем заправляют. Ищут меня. Не нашли только потому, что я скрылась. Они готовы меня убить, как убили мою подругу. Потому что я знаю, что они есть. Знаю, что они реальны.
Тон её в этот момент послужил достаточной причиной, чтобы Айкам её обнял.
— Кто? — Давай-ка это услышим.
— Третья сторона. Между городом и городом. Оркини.
Если бы отмотать время назад примерно на неделю, этого было бы достаточно, чтобы я сказал ей об её глупости или паранойе. Моё промедление — когда она рассказала мне о заговоре, последовали несколько секунд, когда мне безмолвно предлагалось ей возразить, но я промолчал, — укрепило её верования, позволив ей думать, что я с ней согласен.
Она не сводила с меня глаз, принимая за единомышленника и не зная, из-за чего я так себя вёл. Я не мог сказать ей, что её жизнь вне опасности. Не мог сказать ни того, что нет угрозы для жизни Боудена — тот, быть может, уже мёртв — или для моей, ни того, что я мог бы обеспечить её безопасность. Я почти ничего не мог ей сказать.
Иоланда пряталась в этой квартире, найденной и старательно подготовленной её верным Айкамом, в той части города, которую она никогда не собиралась удостаивать посещением и названия которой не знала за день до того, как появилась здесь после трудного и тайного побега — посреди ночи, окольными путями. Они сделали всё, что могли, чтобы превратить квартирку в терпимое обиталище, но это была заброшенная нора в трущобах, которую она не могла покинуть из-за ужаса быть обнаруженной невидимыми силами, желавшими, она знала это, чтобы она умерла.
Я бы сказал, что она никогда не видела подобного места раньше, но это могло бы оказаться неправдой. Возможно, раз-другой ей доводилось смотреть какой-нибудь документальный фильм с названием вроде «Обратная сторона уль-комской мечты» или «Болезнь Нового Волка». Фильмы о наших соседях не были особо популярны в Бещеле, редко попадали в прокат, так что поручиться я не мог, но не удивился бы, если бы был снят какой-нибудь блокбастер про банды в уль-комских трущобах — возвращение на путь истинный некоего не слишком крутого наркодельца, впечатляющие убийства нескольких других. Может быть, Иоланда видела репортажи о неблагополучных жилых массивах Уль-Комы, но у неё и в мыслях не было их посещать.
— Вы знаете своих соседей?
— По голосам. — Она не улыбнулась.
— Иоланда, я понимаю, что вы боитесь.
— Они добрались до Махалии, добрались до доктора Боудена, а теперь хотят добраться до меня.
— Я понимаю, вы испуганы, но вы должны мне помочь. Я собираюсь вызволить вас отсюда, но мне нужно знать, что произошло. Если я не буду знать, то не смогу вам помочь.
— Помочь мне? — Она обвела взглядом комнату. — Вы хотите, чтобы я рассказала вам, в чём дело? Вы, конечно, готовы здесь прятаться? Вам придётся, сами понимаете. Если вы узнаете, что происходит, они и на вас ополчатся.