Город и город
Шрифт:
Я подошёл к краю заштрихованной зоны, где Уль-Кома прерывалась на несколько метров. Конечно, сейчас я был в Бреши и мог бы пройти в Бещель, если бы захотел, но я остановился, словно находился только в Уль-Коме. Подошёл к краю пространства, которое она делила с Бещелем, где Бещель ненадолго становился сплошным, отделяя её от остальной Уль-Комы. Убедился, что Ашил за мной наблюдает. Изобразил, что кладу кусок дерева в карман, на самом деле сунув его мимо ремня, себе в штанину.
— Дыра у неё в кармане.
Я прошёл несколько шагов в штриховке, выбросив из штанины деревяшку, по
— Когда она уходила, кто-то в Бещеле — или кто-то похожий, так что вам ничего нельзя было заметить — проходил мимо, — сказал я. — Останавливался и смотрел на небо. Ударял каблуком. Подбрасывал что-то. Присаживался на миг на камень, касался земли, клал что-то в карман. Махалия не брала последние артефакты, потому что их только что убрали и это было бы слишком заметным. Но когда она оставалась запирать, то открывала старые ящики, потому что на это требовалась всего секунда.
— Что она забирала?
— Может, что-то наобум. А может, следовала инструкциям. В Бол-Йеане их каждый вечер обыскивали, так с чего бы думать, что кто-то ворует? При ней никогда ничего не было. Всё было припрятано здесь, в заштрихованной зоне.
— Куда кто-то приходил, чтобы это забрать. Через Бещель.
Я повернулся и медленно посмотрел во всех направлениях.
— Чувствуете, что кто-то за нами наблюдает? — спросил Ашил.
— А вы?
Очень долгое молчание.
— Не знаю.
— Оркини. — Я снова повернулся. — Устал от этого. — Я остановился. — Правда. — Я повернулся. — Это утомляет.
— Что вы думаете? — спросил Ашил.
Шум, поднятый среди деревьев собакой, заставил нас поднять головы. Собака была в Бещеле. Я готов был не-слышать, но, конечно, мне этого не требовалось.
Это был лабрадор, дружелюбная тёмная псина, — с фырканьем появившись из подлеска, он побежал к нам. Ашил протянул к нему руку. Появился хозяин, улыбнулся, вздрогнул, отвёл в замешательстве взгляд и позвал пса к ноге. Тот пошёл к нему, оглядываясь на нас. Хозяин пытался нас не-видеть, но не мог удержаться и всё же смотрел, недоумевая, наверное, почему мы рискуем играть с животным в таком нестабильном месте. Когда Ашил встретился с ним глазами, мужчина отвёл взгляд. Наверное, понял, кто мы такие и где находимся.
Согласно каталогу, обломок дерева заменял собой латунную трубку, содержавшую шестерни, инкрустированные в неё веками. Отсутствовали и три других предмета, найденных в начале раскопок, причём все они были из числа обёрнутых, а заменены комками бумаги, камнями, ногой куклы. Предполагалось, что это были остатки законсервированного когтя омара, содержавшего какой-то древний часовой механизм; другой подвергнутый эрозии механизм, подобный крошечному секстанту; пригоршня гвоздей и шурупов.
Мы обыскали землю в той бахромчатой зоне. Нашли выбоины, замёрзшие следы, а также
— Стало быть, это брешь, — сказал я. — Откуда бы ни приходили и куда бы ни уходили оркиниане, они не могли забирать артефакты в Уль-Коме, значит, это было в Бещеле. Ну, сами-то они никогда не покидали Оркини. Но для большинства людей предметы были положены в Уль-Коме, а подобраны в Бещеле, значит, это брешь.
На обратном пути Ашил кому-то позвонил, и когда мы приехали в расположение Бреши, там велись споры и голосования в их свободной манере по чуждым для меня вопросам. Они входили в комнату посреди странной дискуссии, звонили по мобильным телефонам, быстро прерывая звонки. Атмосфера была накалена, но отчётливо лишённым выражения образом, характерным для Бреши.
Имели место доклады из двух городов с невнятными дополнениями от тех, кто держал телефонные трубки и передавал сообщения от других участников Бреши.
— Всё наготове, — твердил Ашил. — Вот-вот начнётся.
Они боялись выстрелов в головы и совершающих бреши грабителей и убийц. Число мелких брешей росло. Сотрудники Бреши находились там, где могли, но им многих недоставало. Кто-то сказал, что на стенах в Уль-Коме стали появляться граффити в стилях, указывавших на художников из Бещеля.
— Так плохо ещё не было, с тех пор как, ну… — сказал Ашил. Он шептал мне разные объяснения, меж тем как дискуссия продолжалась. — Это Райна. Она в этом деле упорна… Самун думает, что даже упоминания об Оркини дают основания… Бьон с ним не согласен.
— Нам надо быть готовыми, — сказал очередной выступавший. — Мы на чём-то споткнулись.
— Не мы, а Махалия, — сказал Ашил.
— Ладно, она. Но кто знает, когда что-то случится? Мы в темноте, мы знаем, что грядёт война, но не видим перед собой цели.
— Я этого не вынесу, — тихонько сказал я Ашилу.
Он проводил меня обратно в отведённую мне комнату. Поняв, что он меня запирает, я издал протестующий вопль.
— Вы должны помнить, почему вы здесь оказались, — сказал он через дверь.
Я сел на кровать и пытался прочесть заметки Махалии по-новому. Я не старался следовать особенностям той или иной ручки, содержанию определённых периодов учёбы, чтобы реконструировать ход её мыслей. Вместо этого я прочитал все заметки на каждой странице, все мнения, копившиеся множество лет. До этого я пытался быть археологом её заметок, разделяя их по слоям. Теперь же читал все страницы подряд, где она, без какой-либо хронологии, вела спор с самой собой.
На внутренней стороне задней обложки среди слоёв разгневанной теории я прочёл запись, сделанную большими буквами поверх более ранних, мелких: «Но ср. с Шерманом». От неё была проведена стрелка к аргументу на соседней странице: «Возражение Розена». Эти имена были мне знакомы по более ранним изысканиям. Я вернулся на пару страниц назад. Там рядом с прежним утверждением стояла запись, сделанная той же ручкой и более поздним торопливым почерком: «Нет — Розен, Вийник».