Город мёртвых птиц
Шрифт:
– Если я читаю твои мысли, то это не значит, что нам вообще нужно перестать общаться!
– Я гулял поздно вечером по городу, когда встретил её. Она предложила найти для меня женщину. Я сказал, что уже нашёл и… Она была стара и безобразна, но её биография, знаешь ли впечатляет!
– Интересная старая сводница, – кивнула Астонция.
– Да, сначала она занималась свои ремеслом в Лондоне, но, когда состарилось, перебрались в провинцию, так было безопаснее. Та ещё греховодница!
– Но это никак не умоляет твоего греха! – Стония выпустила когти и резанула ими по лицу Шварцзиле. –
– О нет, ты ошибаешься, – медленно произнёс Шварцзиле, промокнув платком кровь со лба и внимательно рассмотрев алые пятна. – Ты представить себе не можешь, сколько несчастных невинных мэдьхен сгубила старая карга! А ещё я разузнал одну тайну, которая очень может тебя заинтересовать. Касается некого Эдди Миллса.
И Астонцию эта тайна очень заинтересовала.
Мать, несомненно, его любила, Эдди не позволял себе в этом сомневаться. Любила даже больше, чем сестрёнку Лилит, а Лилит она просто обожала. Но почему же тогда мать покинула их, таких маленьких и жалких, ещ"e более жалких и презренных, чем обычно бывают люди?
Эдди давно уже понял, что все люди катастрофически, каждый по-своему, жалки. Жалок почтенный отец семейства, навещающий в поисках приключений публичные дома; жалки проститутки, вынужденные за гроши отдаваться почтенным отцам семейств. Жалки красивые дочери не слишком богатых родителей, вынуждены точно также отдаваться в законный брак богатым старикам; жалки богатые старики, мечтающие спастись от старости и вернуть свою утраченную юность за счёт чужой. Жалок лавочник, по вечерам колотящий свою жену; жалка и его жена раз позволяет себя колотить.
Но самое жалкое в человеке – его убогое безвольное тело. Ах, это тело! Лишний раз не поспит – ослабеет, много раз не поест – умрёт. Эдди бесила постоянная необходимость выживать, когда ему хотелось просто жить, жить во всей полноте чувств, ведь какая же жизнь без чувств?
Иногда он мечтал отделиться от этой грубой нелепой оболочки, научиться поддерживать светлый огонёк жизни чем-нибудь незначительным и отправиться в бесконечное странствие по земле, чувствовать мир, наслаждаться им. Возможно, так и выглядит смерть, возможно, ради такой свободы стоит умереть, но кто же скажет наверняка?
Пока что Эдди жить было некогда и не на что: приходилось выживать. В его дырявых карманах честно заработанные деньги были редкими, почти случайными гостями. Где-то что-то разгрузить, перенести, загрузить, вынести, почистить обувь или платье – так, мелочи. Он бы уехал, непременно бы уехал на заработки город, но что же делать с малышкой Лилит?
Лилит была некрасивой молчаливой девочкой шести лет, чем-то напоминающей лягушонка. Ей нравилось читать книжки, изредка попадавшие в е"e руки, бесконечно перелистывать страницы, то пропуская целые главы, то задерживаясь на каждой строчке по полчаса. Эдди не сомневался, что его сестра необычайно умна, даже гениальна. Но она была такой тихой, что он далеко не сразу заметил её болезнь.
Наверное, вс"e сложилось бы по-другому, пойми он раньше. Ведь когда-то у них ещ"e были деньги на врача. Мать оставила
Покойница-мать была проституткой, Эдди это знал. Знали все мальчишки с их улицы и не позволяли ему забыть эту деталь собственной биографии. Мать никогда не говорила о работе, зачем, в конце концов, им это обсуждать? И совершенно незачем им было обсуждать, откуда берёт деньги сам Эдди, всё и так было предельно понятно. А что ещ"e оставалось делать, если не красть?
Эдди и сейчас продолжал красть, как же иначе? Если в твоём кармане пусто – лезь в чужой! Когда-то он мечтал разбогатеть и дать Лилит образование, а тут хоть бы не дать ей умереть. Лишь бы жила, пусть и необразованная! Это мать научила сестру читать. Мать была грамотная, только разве ей это пригодилось? Когда-то она работала гувернанткой в хорошем доме, но те времена благоденствия давно прошли. Эдди был уверен, что, если бы не дети, она никогда не стала бы уличной девкой. Она очень их любила, а покинула так невовремя!
Помощи ждать было не от куда: Миллс рос без отца, даже не зная его имени. В Локшер они переехали шесть лет назад, когда родилась малышка Лилит, так что где теперь его искать! Да и зачем? Однажды, перед самой смертью, мать заявила в порыве откровенности:
– А я ведь и правда любила твоего отца, кто бы и что про меня не говорил. Но, – тут она криво улыбнулась, – будь он сейчас здесь – непременно убила бы! За то, что бросил меня с тобой и Лилит, хотя обещал совсем иное!
Так Эдди выяснил, что у них с Лилит один отец.
Когда-то они жили в Лондоне и жили вполне неплохо: у матери был богатый покровитель. Но потом что-то случилось, она заложила все свои украшения, чтобы прокормить детей, а потом стала уходить из дома по ночам. Только одну брошь сохранила и взяла с Эдди честное слово никогда её не продавать, пусть отдаст Лилит в день свадьбы. Она верила, что дочери уготована иная судьба.
Но Лилит умирала, а за комнату нужно было чем-то платить, и Эдди решился. Он собирался заложить драгоценность, надеясь, но не рассчитывая когда-нибудь е"e вернуть. Ведь только невероятная удача могла бы обеспечить его деньгами для выкупа. И невероятная удача двигалась сейчас параллельно той улице, по которой Эдди шёл закладывать своё честное слово.
Завернув за угол, Эдди вышел на площадь, посреди которой возвышался, раскинувшись во все стороны, древний дуб, посаженный чуть ли ни в день основания Локшера, дату которого никто уже не помнил.
Под ветвями старого дерева проходила ярмарка, одно из тех благотворительных мероприятий, устраивавшихся женой городского судьи в пользу детей из приюта имени святой Терезы. Несмотря ни на что, Миллс посовестился бы воровать у сирот, хотя, справедливости ради, он тоже был сиротой, но для него ярмарок никто не устраивал. А вот содержимым карманов зажиточных покупателей можно было поживиться без всякого зазрения совести.