Город, небо, поле, я
Шрифт:
Бабушка встала из-за стола и пошла в комнату, катящий остался сидеть один. Он глядел в окно, прямо поверх моей головы, его рот был набит, а глаза весело рассматривали идущего на противоположной стороне улицы человека, кукурузное поле, дома, ручеек, гусей, кур, опять человека.
– Да хватить тебе уже жрать!
– крикнул я в сердцах и от всей души зарядил по стеклу кулаком.
– Чаго ты грукаеш, дурань? Вокны пахвочаш.
– кто-то тронул меня
Я обернулся.
– Если будешь и дальше смотреть на него - станешь соляным столбом.
– весело сказал я, подошёл поближе и посмотрев в зарёванные глаза, спросил.
– Ну, как ты?
Было очень странно. Но первым делом я утёр лицо и сказал:
– Ты вообще тут откуда? Зачем?
А потом посмотрел на волосы, ткнул пальцем и даже засмеялся:
– Всё-таки не лысый. Ну, слава Богу! А то мне казалось, будет...
Ещё пригляделся:
– Хотя седоват. Н-да, не очень, я думал, что почернее всё же... Слушай, - оборвал я сам себя на полуслове.
– только не надо мне ничего... короче, я не хочу ничего знать, понял?
– Да я и не собираюсь ничего говорить.
– сказал я, подошёл поближе и развернул к окну.
– Интересно, да?
– Ничего особенного.
– А что ж ты орёшь тогда тут на всю улицу, как дурная белуха, раз ничего особенного?
Я опустил глаза.
– Ты знаешь.
– тихо сказал.
– Знаю.
– ответил я.
– А ещё знаю, что здесь ты не найдешь ничего. Ты ведь тоже это знаешь, верно?
Я молчал.
– Знаешь... Здесь можно только сойти с ума. Здесь нет ничего. А сколько ты напридумывал? А сколько отсебятины нагородил? А чего ж одно только хорошее? Плохого что, не было вовсе? Себе ты можешь врать сколько угодно, но меня-то ты не обманешь? Плохого уж не больше ли было, друг ты мой? А сколько патетики - Боже!
– сколько щенячьих визгов и восторгов! А они ведь, по-хорошему, свинячьими должны быть, ну разве нет?
– толкнул в бок.
– Было, было, было, да!
– разозлился я.
– Было! Что ты хочешь? Ты хочешь отобрать у меня последнее? Что ж мне теперь, за тьмою и света разглядеть нельзя? А не дурак ли ты батенька? На кой ты сюда пришёл? Я тебя не звал, я здесь не для того, чтобы о плохом, а для того, чтобы, чтобы...
– я осёкся, не зная, что говорить далее.
– ... чтобы утопить себя в себе же!
– сказал я.
– Ну, не бойся, договаривай, ты здесь, чтобы захлебнуться
– "Эта истина очень проста", помнишь?
– "И она, точно смерть, непреложна", ну, что поник-то, как там?
– "Можно в те же вернуться места"...
– ..."но вернуться назад невозможно..." - докончил я.
Мы стояли, смотрели в окно на довольного катящего, и я чувствовал, как тепло вечернего солнца садится мне на плечи.
– И что же теперь?
– Оставь его. Его место тут. Но не твоё. Он навсегда останется здесь, за этим столом, будет смотреть на улицу, а потом пойдёт жечь покрышки и веселиться, да ты и сам всё знаешь. Не надо рвать себя, запомни его таким, запомни все эти деревья, все эти дома, всех этих людей, возьми с собой закаты и рассветы, поля и ночное небо, запомни. Их больше нет. Возьми с собой свой город, возьми и помни его таким. Его больше нет. Но даже не пытайся никогда снова вернуться сюда, даже не пытайся посмотреть назад - ты обратишься в соляной столб. Глянь!
Мы повернулись назад, лицом к летнему удивительному вечернему небу, где вскоре должен будет разлиться бордовым или красным или свекольным или ещё более цветастым оттенком закат. Мы повернулись к горизонту.
– Нам - туда! Ты однажды встретишь там катящего и меня, и всех своих друзей и бабушку и все дома и деревья и поля и небо и весь свой город, встретишь их такими, какими они есть сейчас, вот здесь, какими ты их запомнил и полюбил, и это не будет больно. Но ты встретишь ещё и много, много больше того, и кругом будет так глубоко и так широко и так просторно, что можно будет бегать и плескаться этим всем на себя и на других, и капля, одна крохотная капелька из этих брызг упадёт тебе на ресницу - это он и есть, твой город.
Я посмотрел на горизонт и меня всего сжало. А потом отпустило, и внутри разошлась какая-то плюшевая мягкость. Город, небо, поле, я. Город, небо, поле, я. Город, небо, поле, я. "Город, небо, поле, я" - поймал себя на том, что еле заметно шевелю губами. Я не стал окидывать взглядом того, что меня окружало. Не стал всматриваться в бороздчатую кору тополей и рябь чёрно-белых берёз напротив, и рассматривать белый грибок на кирпичах соседнего дома я тоже не стал, и много чего ещё делать не решился, посчитав, что... просто сказал:
– Пойдём быстрее, пока я не передумал.
– Ты кое-что забыл.
Я удивлённо посмотрел, но очень быстро поняв, о чём речь, улыбнулся, развернулся к окну, и, глядя тебе в глаза, сказал:
– Автобус ЛАЗ я люблю потому, что ни разу не ездил на нём в мой город, а очень сильно хотел, но попадался всегда "Икарус".