Город-невидимка
Шрифт:
Когда гости утолили первый голод, Ирина Алексеевна сделала знак, и в зал вошел высокий худощавый человек в длинной полотняной рубахе, с гуслями в руках. Гусляр занял свое место, закрыл глаза и ласково дотронулся до струн. Струны так и льнули к его тонким сильным пальцам, звук их оказался глубоким и мелодичным. Саша никогда не слышала такой прекрасной и легкой мелодии. Потом гусляр запел. Это была баллада о женщине, ждущей своего возлюбленного и каждую ночь зажигающей на окне лампадку в надежде, что ее свет привлечет желанного гостя. Ее тоска, ее голос,
Александра посмотрела на княгиню. Та сидела, чуть наклонясь вперед, словно впитывая в себя каждое слово, а в глазах Ирины Алексеевны, затмевая сверкание драгоценных камней на богатых ее уборах, сверкали слезы.
«Это же про нее!» — догадалась вдруг Саша, и ей стало страшно.
Тем временем утихли в замершем зале последние звуки песни, и пальцы гусляра бессильно скользнули со струн. Воцарилась тишина. Не было слышно ни единого звука.
Потом Ирина Алексеевна вдруг встала. Бледная и, хотя это казалось нереальным, еще более красивая.
— Спасибо, гости дорогие, — сказала она, низко кланяясь, — что почтили нас своим присутствием. Настал час показать вам главное сокровище и достояние Китеж-града. Прошу вас пойти за мной.
«Неужели икона?» — обрадовалась и удивилась Саша. Она почему-то боялась, что икону будут от них скрывать, догадываясь о цели прибытия незваных гостей. Неужели не догадываются? Может, считают, что они попали сюда случайно? Были же люди до них, недаром княгиня сразу догадалась, что они из другого мира, и, судя по всему, она даже не так удивилась, услышав, сколько времени прошло вне стен Китежа.
«Русичи» вслед за княгиней вышли из пиршественного зала и направились к церкви. Церковь была белой-белой, со стенами, покрытыми разнообразными узорами. Среди них Саша заметила грифонов и львов, и воинственных вздыбленных барсов, и дев со строгими скорбными ликами, а окаймляющий выступы орнамент казался кружевом, по какому-то могущественному волшебству вдруг застывшим и ставшим камнем.
У входа Александра остановилась и перекрестилась. В ней всегда было мало веры, но сейчас в этом необыкновенном месте она чувствовала что-то особенное, какое-то необыкновенное умиление и радость, смешанную с легкой тихой грустью. А может, все дело в еще продолжавшей звучать внутри нее балладе?..
Внутри церковь тоже оказалась нарядной, торжественной и вместе с тем нежной.
— Наша Святая София… — тихо произнесла Ирина Алексеевна.
Посреди храма, метрах в трех над землей, в воздухе разливалось мягкое серебряное сияние, и в этом сиянии, словно в оправе, была икона. Она не опиралась ни на что — просто парила в воздухе, и Саше вдруг показалось, что Святая София видит ее, девушка почувствовала на себе добрый всепрощающий
Да! Это было поистине святое место! Святое и прекрасное! Различить во всех деталях лицо на иконе было нельзя, но этого и не требовалось. Святая София казалась живой. Ее присутствие в небольшой вытянутой вверх, словно устремленной к небу, церкви не вызывало сомнений. Она говорила, что есть на земле царство добра, уголок покоя и мира, осененный высшей благодатью. Она обещала, что теперь все будет хорошо, и горести пройдут стороной, затмятся светом великой радости.
— Плачь… Это хорошие слезы, — произнес рядом с Александрой приветливый тихий голос.
Девушка вздрогнула. Под взглядом святой она забыла обо всем мире, забыла, что в нем еще существуют люди…
Рядом с ней стояла княгиня и смотрела светло и благостно. Серебряный свет коснулся ее русых волос, озарил глубокие голубые глаза.
— Я… — Саша не знала, как выразить весь свой восторг, свою радость.
— Да, я знаю, — Ирина Алексеевна мягко улыбнулась, — это особенное место. Когда ты пришла, я увидела за твоим левым плечом тень, но теперь она исчезла. Не бойся больше. Здесь нет места страху. Здесь она никогда до тебя не доберется.
Саша, не удивляясь тому, как княгиня может знать то, что лежит глубоко-глубоко на сердце, что скрывается не только от других, но и от себя, потянулась к Ирине Алексеевне, как тянутся к матери, и та обняла ее, прижала к себе, защищая от всех неприятностей.
— Все будет хорошо, — пообещала княгиня, гладя девушку по волосам, — вот увидишь.
Александре и вправду стало легко и спокойно, словно исчезла вся тревога.
Княгиня подняла девушку с колен, отерла со щек еще не высохшие слезы и заглянула в глаза.
— Тебе нравится здесь? Ты останешься на службу? — спросила она все так же по-матерински.
— Да, — ответила Александра на оба вопроса, и княгиня улыбнулась.
Потом началась служба. Очень красивая, хотя и немного странная, ведь вела ее сама Ирина Алексеевна. И во время этой службы икона Святой Софии сама собой спускалась вниз, еще сильнее озаряя церковь своим светом. Это было непередаваемо, потрясающе прекрасно: и серебряное сияние, наполняющее собой весь воздух; и красивый голос княгини, и пение невидимого хора; и трепет свечей. Прекрасно и возвышенно.
После службы Саша почувствовала, что душа ее освободилась от всего груза, словно она снова очутилась в далеком детстве. Девушка нашла глазами своих друзей. И Глеб, и Северин, и даже Динка выглядели взволнованными и просветленными. Только Ян был все так же замкнут и холоден и как нельзя больше напоминал встрепанную непогодой ворону, но сегодня Саша не чувствовала зла и была готова простить даже его.
Глава 5
История любви
— Увы, мы встретились слишком поздно, — рассказывала Ирина Алексеевна, грустно глядя в окно на розовеющее закатной дымкой небо.