Город падающих ангелов
Шрифт:
– Почему, вы думаете, Энрико обвинили в поджоге?
– Он стал козлом отпущения. Кассон говорит, мой сын поджег «Ла Фениче», чтобы избежать уплаты штрафа. Неужели? В результате пожара Энрико потерял оборудование на сумму в десять раз большую, чем размер штрафа. Одно это уже доказывает, что он не имел к пожару никакого отношения.
– Ваш сын подвергался повторным допросам о пожаре в «Ла Фениче» до ареста, – сказал я. – Тогда вы или он понимали, что он является подозреваемым?
– Наша самая главная ошибка в том, что мы с самого
– Кассон говорит, что ваш бывший муж, Ренато Карелла, также является подозреваемым в деле о поджоге, – сказал я.
– Кассон! Кассон – один из тех людей, которые любят светиться на телевидении, людей, которые никогда не ошибаются, знают все и всегда находят настоящих виновных. Один важный человек сказал мне, будто знаком с еще одним важным венецианским чиновником, который говорит, что от Кассона больше вреда, чем пользы!
Синьора Карелла наклонилась ко мне.
– Мне не следует этого говорить, – понизила голос она, – но он сказал мне, якобы тот чиновник считает Кассона просто кретином.
Синьора Карелла быстро прижала ладонь к губам, понимая, что переступила дозволенную грань, но, когда я рассмеялся, она рассмеялась тоже.
Расследование еще продолжалось, когда Кассон выпустил обоих кузенов – Маркетти после пяти, Кареллу после семи месяцев заключения. Энрико Карелла, освободившись, жил у своей невесты и коротал время, подрабатывая в ее магазине мороженого. Я позвонил ему.
– Конечно, я поговорю с вами, – сказал он, – но вы мне за это заплатите.
– Извините, но я так не работаю, – сообщил я.
– Я скажу вам то, что не говорил никому, – пообещал он.
– Вы уже давали интервью «Иль Газеттино» и «Оджи», – напомнил я. – Почему вы готовы рассказать мне то, что не рассказали им?
– Поймете сами.
Я пожелал Карелле всего наилучшего и позвонил Маркетти через его адвоката Джованни Сено. Сено сказал, что я могу поговорить с Маркетти в его кабинете, но должен при этом понимать, что на определенные вопросы он ответить не сможет. Отлично, согласился я. Ни о какой плате за интервью Сено не упомянул.
Адвокатская контора Сено располагалась в торговом центре над складом хозяйственного магазина в городке Спинея в получасе езды на машине от Венеции. У адвоката были пышные усы и волосы с проседью, искусно зачесанные так, чтобы скрыть довольно большую лысину. Позже я узнал, что его спортивный пиджак из тонкой, хорошо выделанной кожи был его фирменным нарядом, можно сказать, форменной одеждой. Пиджак придавал ему вид изысканной небрежности, вполне соответствующей его раскованной манере поведения. Он был полон дружелюбной самоуверенности, не переходящей, однако, грани самодовольства. Когда я в самом начале разговора спросил его, какими делами он по преимуществу занимается, он по-деловому и коротко ответил одним словом: «Мафия».
– Вы когда-нибудь
– Да, – ответил адвокат и пояснил, что это было двадцать лет назад, когда тот был еще молодым парнем, задолго до того, как стал капо, крестным отцом. – То было какое-то мелкое преступление, я даже не помню какое.
Самый знаменитый на тот день клиент Сено, Массимилиано Маркетти, приехал в контору в сопровождении своего отца. Молодой Маркетти был мал ростом и коренаст; длинные светлые волосы уже начинали редеть на темени. Одет он был в ветровку, потертые джинсы и кроссовки. В мочке левого уха я заметил тонкое золотое кольцо.
– Каково это – находиться в изоляции сорок два дня? – спросил я его.
Маркетти несколько мгновений обдумывал вопрос.
– Ты все время один, – сказал он. – Ни телевизора, ни газет… ты никого не видишь.
– Как выглядела камера? – поинтересовался я.
– Ее называют львиной пастью, – запинаясь, ответил он. – Она… ну как бы сказать… ты не можешь выглянуть… Видишь только небо. – Он умолк.
– Почему вас посадили в одиночную камеру?
– М-м-м… они… – Казалось Маркетти не хватало слов.
Вмешался Сено:
– Таким способом они хотели получить от него то, что им требовалось. Но ему было нечего сказать, поэтому одиночка была просто формой пытки. Я видел двух парней, которые просидели в одиночной камере одиннадцать месяцев. Их выпустили оттуда только благодаря психиатрам.
– Да, мне повезло, – сказал Маркетти.
– Как, по-вашему, начался пожар? – спросил я.
– Я не знаю, – ответил он. – Нет, на самом деле… не имею никакого понятия.
– Хорошо, как вы о нем узнали?
Маркетти посмотрел на отца, потом на Сено.
– Я им говорил… э… что помнил, что… но не все… я хочу сказать… я перепутал время… Ну, то есть потому что… я хочу сказать… я знал, что ничего не сделал, но все время об этом думал… – Он окончательно умолк.
– Но как вы на самом деле узнали о пожаре? – спросил я.
После долгой паузы Маркетти ответил:
– Я узнал от двоюродного брата. В тот вечер… это было после… в котором же часу?.. М-м-м… это было…
– Как ты об этом узнал? – спросил Сено, явно начиная злиться. – Соберись, что ты так скис? Он хочет точно выяснить, как ты узнал о пожаре! Что происходило? Кто тебе сказал о пожаре?
Старший Маркетти встревоженно посмотрел на сына.
– Им кто-то позвонил, – сказал он, пытаясь помочь.
– Нет! – резко возразил Сено. – Это говорит Карелла. Он, – ткнул пальцем в сторону Массимилиано адвокат, – он не слышал телефонного звонка.
– Я не был… мм-м… в той комнате, – выдавил Маркетти.
Сено наклонился ко мне, беспомощно разведя руками.
– Что прикажете мне делать? Вот так он говорит. Понимаете? Он старается защитить себя и говорит так, как говорит. Выдавливает по одному слову в минуту. Так я не смогу выставить его свидетелем.