Город падающих ангелов
Шрифт:
Вот тогда я твердо удостоверился в своей правоте, – сказал Кассон. – Я еще раз ее вызвал и попросил объяснить эти слова. Сначала она сказала, будто вообще не помнит, что говорила такое, и я предложил ей самой прослушать запись ее собственного голоса. Тогда она, смутившись, призналась, что была очень зла. Ее слова нельзя расценивать как признание. Она просто выпустила пар, и сама не понимала, что несла.
Полиция месяцами прослушивала записи их разговоров и не находила ничего полезного и стоящего. Когда же полицейские услышали это, они воодушевились. Кассон тоже был – и это понятно – очень доволен. Он допустил
Однажды днем я зашел в «Джиа Скьяви», винный бар, куда частенько заглядывают местные жители, неподалеку от Академии. У стойки бара стояли четверо мужчин. Один из них держал в руках номер «Иль Газеттино» и вслух читал высказывание Барбары Велло своим друзьям.
– По тому, что здесь написано, – сказал один из мужчин, – она, похоже, хотела сказать: «Они сожгли “Ла Фениче” за пару баксов». Но это может зависеть и от интонации. Она могла спрашивать: «Они что, сожгли “Ла Фениче” за пару баксов?» – а это могло значить: «Как могла полиция подумать, что человек может быть настолько глуп?»
Остальные выразили полное согласие.
– Да, да… Конечно…
– Но здесь есть еще и вторая часть: «Если бы еще твой братец получил за это какие-то деньги». Наверное, она имела в виду нечто вроде: «Ну хорошо, если бы они и в самом деле это сделали, то твой братец должен был хоть что-то за это получить».
Через пять месяцев после ареста оба кузена все еще находились в тюрьме. Барбара Велло жила дома, в Сан-Дона, на материке – унылая и беременная.
– Она обвиняет себя в том, что случилось с Массимилиано, – говорила мать Маркетти. – Но она зря это делает. Это не ее вина. Они пытаются извратить ее слова.
Синьора Маркетти и ее муж сидели за столом своей кухни в Сальцано, маленьком городке в получасе езды от Венеции. В конце трехмесячного превентивного заключения Кассон попросил суд продлить время пребывания братьев под стражей еще на три месяца, и суд удовлетворил эту просьбу. Кассон продолжал давить на подозреваемых, то и дело подвергая их недельному заключению в одиночной камере. Никто не знал, когда они будут освобождены.
– Я никому не пожелаю такого ада, – сказала синьора Маркетти, и ее моложавое лицо вытянулось и погрустнело. У нее были коротко подстриженные седые волосы; одета она была в толстовку на молнии и брюки.
Ее муж, директор химического завода в Маргере, тихо сидел рядом с женой. Она разлила в чашки кока-колу из пластиковой литровой бутылки.
– Полиция постучала в нашу дверь в шесть утра, – рассказывала она. – У них был ордер на обыск, но они так и не сказали нам, что именно искали. Мы сидели здесь на кухне два часа, пока они осматривали и обнюхивали каждую вещь, каждый предмет мебели. Они открыли все ящики, все буфеты, все шкафы. Они обыскали даже машину Массимилиано.
– Нас спросили, не хотим ли мы позвонить адвокату, – заговорил синьор Маркетти. – Я сказал: «Нет, ищите, что хотите. Нам нечего скрывать».
– Мы думали, они ищут марихуану, – сказала синьора Маркетти. – Год назад Массимилиано арестовали за хранение марихуаны и дали год условно. Но все это уже в прошлом. Полицейские не нашли марихуану. Они забрали его самурайский
Синьора Маркетти вытерла глаза носовым платком.
– Потом, уже в восемь утра, они попросили Массимилиано сесть в их машину. Сказали, что отвезут его в участок, чтобы он там подписал какие-то документы. Сказали, это простая формальность. Он даже взял с собой инструменты – собирался после полиции поехать сразу на работу. Мы сели в нашу машину и поехали за полицейскими к Квестуре в Маргере. Там мы сидели и ждали. В девять часов нам сказали, что сына арестовали за поджог «Ла Фениче». Мы были ошеломлены. После этого мы не виделись с ним два месяца. Я каждый день ходила в суд, просила разрешения на свидания.
Синьор Маркетти взял жену за руку.
– Подумать только, – продолжала она, – в ночь, когда горел «Ла Фениче», мы сидели перед телевизором и плакали. Мы любим Венецию. Массимилиано любит Венецию. Он очень хороший мальчик. Мне он сказал, что после ремонта ему дадут два бесплатных билета, и спрашивал, пойду ли я с ним. Мы надеялись увидеть Вуди Аллена.
– Как на все это отреагировали соседи? – спросил я.
– Наши друзья не сомневаются в невиновности Массимилиано, и это нас утешает. Но из-за случившегося я утратила веру. Я тридцать лет ходила в церковь, а теперь бываю там не слишком часто.
Лючия Карелла, старшая сестра синьоры Маркетти, работала горничной в отеле «Чиприани». Много лет назад она развелась с Ренато Кареллой и вышла замуж за его брата Альберто Кареллу. Жила она в Джудекке, в Сакка-Физола, с сыном Энрико. Двадцать лет работы в фешенебельном отеле сделали синьору Кареллу более светской дамой в сравнении с ее сестрой. Лицо ее выражало скорее вызов, нежели тревогу, а в глазах явственно проступало неистребимое чувство юмора.
– Полицейские разбудили нас в пять утра и перевернули в доме все вверх дном, – рассказывала она, – но не сказали нам, что хотят найти. Я спросила Энрико, что они ищут, и он, сдерживая волнение, ответил: «Эти ублюдки стараются взять меня за яйца. Наверное, ищут наркотики». Ему и в голову не могло прийти, что все это как-то связано с пожаром в «Ла Фениче». Кажется, он даже не особенно нервничал.
– Прокурор, – заметил я, – утверждает, будто Энрико был одним из поджигателей, а ваш племянник Массимилиано выступил в роли простого подельника – он стоял на стреме.
– Кассон! – воскликнула она. – Я кое-что скажу вам о Кассоне. Когда он в первый раз вызвал меня после ареста Энрико, то попросил меня прийти и ответить на несколько вопросов. Он тогда сказал, что я имею право отказаться. Но я ответила: «Я хочу прийти и ответить на ваши вопросы». В его кабинете я рассказала ему все, что знала, и все, что смогла вспомнить. Вот как это было.
Потом Кассон решил задержать Энрико в тюрьме еще на три месяца, и, как вы можете представить, я пришла в отчаяние и страшно разозлилась. Сразу после этого Кассон снова мне позвонил, попросил прийти и ответить на очередные вопросы. Но на этот раз я сказала «нет». Я сказала, что мне нечего добавить. Тогда он заявил: «Вот как, вы отказываетесь от сотрудничества с нами. Отлично, в этом случае вам не будет разрешено видеться с сыном». После этого за семь месяцев, что Энрико находился в тюрьме, я смогла посетить его лишь дважды. Сестра посещала своего сына каждую неделю.