Город праха

Клэр Кассандра

— Я помню, как она обрадовалась, когда ты нас нашел, — пискнула Клэри.

— И да, и нет. Я напоминал ей обо всем, от чего она бежала и о чем хотела забыть. Она позволила мне остаться, взяв с меня обещание, что я порву связи со стаей, с Конклавом, со всем, что осталось в Идрисе. Я хотел бы жить вместе с вами, но Джослин боялась, что превращения в волка будет невозможно от тебя скрыть. Поэтому я купил книжный магазин, взял другое имя и сделал вид, что Люциан Греймарк умер. В какой-то степени так и было.

— Ты и в самом деле очень

многим пожертвовал ради мамы. Ты отказался от всей своей жизни!

— Я мог бы сделать гораздо больше, — сухо сказал Люк. — Но Джослин хотела во что бы то ни стало держаться как можно дальше от Конклава и нежити. Что бы я ни делал, я все равно остаюсь оборотнем, живым напоминанием о былом. Кроме того, Джослин категорически не хотела, чтобы ты узнала о своем происхождении. Я не одобрял регулярных походов к Магнусу, когда тебе стирали память, но она настаивала. И прогнала бы меня, если бы я попытался вмешаться. И конечно же она никогда не согласилась бы выйти за меня замуж — если бы ты узнала, что я оборотень, рухнули бы те хрупкие стены, которые она столько лет возводила между собой и незримым миром. Я не мог с ней так поступить, поэтому молчал.

— И ты никогда-никогда не говорил ей о своих чувствах?

— Твоя мама — женщина неглупая, — сказал Люк спокойно, однако в его голосе слышалось некоторое напряжение. — Она наверняка понимает. Я предлагал ей выйти за меня замуж. Хотя она отказывала очень мягко, я четко сознал: она прекрасно знает о моих чувствах, но не разделяет их.

Клэри молчала.

— Ничего, — произнес Люк с деланой беззаботностью. — Я давно смирился.

Клэри чувствовала, что нервы ее натянуты до предела, и вовсе не из-за выпитого кофе. О том, как все это похоже на ее собственную жизнь, она старалась не думать.

— А ты сказал ей, что любишь, когда предлагал за тебя выйти? Что-то я сомневаюсь!

Люк не ответил.

— Тебе следовало открыть ей правду! И ты совсем не знаешь, что она на самом деле к тебе чувствует!

— Знаю, — отрезал Люк, давая понять, что разговор пора заканчивать.

Но Клэри сделала вид, что не услышала предостерегающие нотки:

— Помню, я однажды спросила ее, почему она ни с кем не встречается. Она ответила, что ее сердце уже занято. Тогда я решила, что она говорит про отца, но теперь я в этом совсем не уверена!

Люк искренне удивился:

— Правда? Она так сказала? — Он осекся и добавил: — Наверняка она имела в виду Валентина.

— Сомневаюсь… А тебе самому разве не надоело хранить молчание? Держать в тайне то, что чувствуешь?

До самого конца моста никто не вымолвил ни слова. Пикап выехал на Орчард-стрит и помчался мимо лавок и ресторанов, на вывесках которых красовались алые и золотые китайские иероглифы.

— Да, надоело, — наконец признался Люк. — Одно время я убеждал себя, что надо радоваться тому, что есть. Что возможность просто быть рядом с вами лучше, чем ничего. Но когда не можешь сказать правду тем, кого любишь больше всего

на свете, рано или поздно теряешь способность говорить правду самому себе.

У Клэри зашумело в ушах. Она опустила глаза и обнаружила, что смяла стаканчик в бесформенный ком.

— Отвези меня в Институт. Пожалуйста.

Люк посмотрел на нее удивленно:

— Разве ты собиралась не в больницу?

— Приеду потом. Сейчас у меня есть одно срочное дело.

Солнечные лучи пронизывали воздух в соборе, и в них кружились мелкие пылинки. Клэри пробежала между скамьями, кинулась к лифту и забарабанила по кнопке вызова.

— Давай, давай, давай… — нетерпеливо шептала она.

Двери лифта распахнулись, и Клэри столкнулась нос к носу с Джейсом. Он вытаращил глаза от неожиданности:

— Клэри?!

— Ой… Привет. — Клэри перестала терзать кнопку и выпалила первое, что пришло в голову: — Ты постригся.

В самом деле, длинные блестящие пряди больше не лезли ему в глаза, а были очень ровно и аккуратно уложены. Так Джейс выглядел гораздо более цивилизованно и даже, пожалуй, постарше. Оделся он тоже очень опрятно — в джинсы и темно-синий свитер. На шее поблескивало что-то серебристое, спрятанное под воротник.

— Ах да, Мариза меня подстригла. — Джейс придержал дверь лифта. — Тебе нужно в Институт?

— Нет, я хотела поговорить с тобой.

— Да? — удивился Джейс и вышел из лифта. — Я собираюсь в «Таки» за едой. Никому сегодня не хочется готовить.

— Понятно, — сказала Клэри и тут же пожалела об этом. В конце концов, готовить или не готовить — личное дело Лайтвудов.

— Можем поговорить там, — предложил Джейс, пошел к двери и обернулся на полпути, почувствовав, что Клэри осталась на месте.

Он стоял меж двумя подсвечниками, кожу и волосы окутывало золотистое сияние свечей, и в этот момент Джейс был так похож на ангела, что у Клэри сжалось сердце.

— Ты идешь или нет? — поинтересовался он далеко не ангельским тоном.

— Да-да, иду, — спохватилась Клэри и поспешила за ним.

Стоял чудный нью-йоркский осенний день, на голубом небе не было ни облачка. Они перешли Первую авеню; вдоль улицы дул свежий прохладный ветер. По дороге к «Таки» Клэри старалась вести разговор на отвлеченные темы. Она спросила, как дела у Изабель, Макса и Алека. Джейс отчего-то помедлил с ответом.

— Прости! — воскликнула Клэри, проклиная собственную глупость. — Они, наверно, сейчас очень горюют. Столько их товарищей погибло…

— У нефилимов все по-другому, — сказал Джейс. — Мы воины. Мы смотрим на смерть иначе, чем вы…

— Чем вы, примитивные? — со вздохом закончила Клэри. — Ты ведь это хотел сказать?

— Ну да, — признался Джейс. — Иногда даже мне сложно понять, кто ты на самом деле.

Они подошли к дверям «Таки», развалюхи с просевшей крышей и пустыми окнами. Ифрит у входа смерил посетителей подозрительными красными глазками.