Город (сборник)
Шрифт:
– Пальмы, пляжи, и всегда тепло. Наверное, мне захочется там жить, когда я вырасту. Почему вы уехали?
Какое-то время он молчал, глядя в свой чай, словно надеялся прочитать в нем свое будущее.
– Здесь я смог найти работу. Работа – жизнь и значение. Безделье – грех и смерть. В конце войны мне исполнилось восемнадцать и я мог работать. Я приехал сюда из Калифорнии, чтобы работать.
– Вы про Вторую мировую войну?
– Именно, да.
Я произвел быстрый подсчет.
– Вам почти сорок, но вы не выглядите старым.
Он
– Ты тоже.
– Наверное, я что-то не так сказал?
– Ты сказал честно. Честно – это хорошо.
Я снова покраснел, но оставался черным, поэтому он ничего не заметил.
– Теперь я кажусь скучным самому себе, – добавил он. – А тебе со мной точно скучно.
Я подумал, что тревога из-за того, что мне с ним скучно, возможно, вежливый намек, что мне пора уходить, и только тут осознал, что даже не коснулся темы, которая побудила меня прийти к нему с печеньем.
– У вас так тихо, так спокойно. – Я посмотрел на потолок. – Надеюсь, новая женщина из квартиры 6-В не нарушает ваш покой?
– А почему она должна?
– Снимать линолеум, обдирать обои…
– Скорее всего, она это делает, когда я на работе.
– Да, но она выглядит…
Он склонил голову, его черные глаза смотрели пристально и настороженно.
– Да? Выглядит? И как же она выглядит?
– Шумной.
Какое-то время его взгляд поверх ободка чашки не отрывался от меня, потом он ее наклонил и сделал маленький глоток.
– Ты имел в виду, что она не шумная.
– Правда?
– Да.
– А что я имел в виду?
– Я жду откровения.
– Злобная, – ответил я. – Может, и немного чокнутая. Она немного злобно-чокнутая.
Мистер Иошиока поставил чашку и наклонился вперед.
– Вчера я встретил эту женщину на лестнице. Сказал «Добрый день», а она – нет.
– А что она сказала?
– Кое-что мне предложила, но этого я повторять не стану. Злобная… сожалею, что приходится такое говорить, но да. Чокнутая… возможно. – Он наклонился еще сильнее. – Могу я поделиться этим с тобой, Иона Керк, но при условии, что ты никогда и нигде не повторишь мои слова?
Я поднял правую руку.
– Клянусь Богом.
– Лучшее слово, которое ее характеризует – опасная. В своей жизни я встречался с опасными людьми. Пожалуйста, поверь мне, встречался.
– Я вам верю, сэр.
– Если тебя заинтересовала Ева Адамс, сдержи свое любопытство. Он нее можно ждать только беды. Мы должны надеяться, что она уедет, никому не причинив вреда.
Я подумал о том, чтобы рассказать ему о моих встречах с этой женщиной, но тут же понял: если упоминать о ее угрозах, тогда придется сказать и о моем сне, в котором я видел ее мертвой и задушенной. После чего он мог прийти к не самому лестному для меня выводу: лучшее слово для описания меня – ку-ку. Поэтому ограничился всего лишь:
– Я думаю, возможно, она ведьма.
Он
– Как необычно. С чего ты это взял?
– Иногда она просто… возникает.
– Что значит «возникает»?
– Вы понимаете, из воздуха. Появляется там, где ее быть не должно.
– Сам я этого не наблюдал.
Сказав слишком много, я поднялся и лишь добавил:
– Все это очень странно. В любом случае, если вы услышите наверху что-то непонятное… Я хочу сказать, что-то подозрительное.
– Я представляю себе, что могу услышать много подозрительного, Иона Керк. Но слушать не буду.
– Что? Не будете слушать? – Я не понимал, как такое может быть. – И вам все равно, даже если она замышляет что-то плохое?
– Мне не все равно. Но я не хочу навлекать на себя неприятности. На мою долю их выпало предостаточно. И даже больше.
– Тогда… ладно, конечно, – пробормотал я, когда он поднялся с дивана. – Спасибо за пирожные. И за чай. И за мед.
Он чуть поклонился.
– Спасибо тебе, Иона Керк, что разделил со мной замечательное печенье своей мамы. Я тебе очень признателен.
Направляясь к квартире миссис Лоренцо, я ощущал глубокое разочарование: ранее надеялся, что мы с мистером Иошиокой объединим силы, чтобы вывести на чистую воду Фиону Кэссиди. Он не отличался физической мощью: рост пять футов и шесть дюймов, хрупкое телосложение, но во время моего визита у меня сложилось впечатление, что он и смелый, и мужественный. Возможно, возникновению такого впечатления поспособствовали тигры на ширмах.
Я не помню, чего тогда ждал. Вероятно, память подвела меня по прошествии стольких лет. А может, никаких особенных злых деяний я и не ожидал, просто жил в тени угрозы, исходившей как от моего отца, так и от Фионы Кэссиди.
Наступили длинные выходные Дня труда. Во вторник мне предстояло идти в школу святой Схоластики. В субботу, после долгой репетиции в общественном центре, я вернулся домой в двадцать минут шестого, уже после того, как мама уехала в «Слинкис».
В ванной вымыл лицо и руки над раковиной. Потом пошел в свою комнату, снял с кровати покрывало, сложил, убрал в стенной шкаф, расстелил постель, чтобы не делать это перед сном. День выдался теплым, воздух в комнате застоялся, и я поднял нижнюю раму, чтобы проветрить мою спальню.
На кухне увидел записку, прикрепленную магнитом к дверце холодильника: «Скажи Донате, когда придешь домой. Она принесет тебе обед и посидит с тобой, чтобы мы мог спать в своей кровати. Люблю тебя больше всех. Мама».
После чая у мистера Иошиоки прошла пара дней, и я ни разу не видел Фиону Кэссиди. Подумал о том, чтобы на несколько минут подняться на чердак, послушать, что творится в квартире 6-В. И только решил не делать глупостей, как в дверь позвонили. В глазок я увидел мистера Иошиоку.