Город (сборник)
Шрифт:
– Добрый вечер, Иона Керк, – прошептал он, едва я открыл дверь. – День прошел у тебя хорошо?
– Хорошо? – следуя его примеру, я понизил голос до шепота. – Пожалуй, что да. А у вас, сэр?
– Бывало и хуже, спасибо тебе. Я хочу тебе кое-что сказать.
Он отступил от двери.
– Конечно, заходите, сэр.
– Только тебе, – прошептал он.
– В квартире никого нет, кроме меня.
Он вошел, закрыл дверь, встал к ней спиной, словно заслоняя меня от какой-то враждебной силы.
– Извини за вторжение.
– Нет
– Ты очень добрый, но я могу задержаться только на минутку. Извини меня.
– А что случилось?
– Мисс Ева Адамс не шумела, совсем не шумела. Однако два раза, примерно по часу, я ощущал очень неприятную… – у него перекосило лицо, словно он испытывал физическую боль от необходимости произнести грубое слово, – …вонь.
– Вонь?
– Да. Очень сильную.
– Что за вонь?
– Химический запах. Похожий, но не трихлорэтилена. Это жидкость, которая используется при химической чистке. Я портной, поэтому хорошо знаю этот запах.
– Может, она что-то использовала, чтобы снять старый линолеум?
– Я так не думаю. Совсем не думаю. Нет.
Он нахмурил брови, втянул нижнюю губу.
– Вы, похоже, тревожитесь.
– Эта жидкость одного класса с трихлорэтиленом, но более летучая.
– Летучая? Я умею играть на пианино, но ничего не знаю о химических веществах.
– Легко воспламеняемая, – объяснил он. – Может вызвать пожар, взрыв, катастрофу. Только не принимай меня за паникера.
– Летучая, – повторил я и подумал, что это слово подходит к этой женщине ничуть не меньше, чем к химическому веществу, которое унюхал мистер Иошиока. – Вы уверены, что запах шел из квартиры 6-В?
– Прошлым вечером я поднялся на шестой этаж и принюхался. – Его кожа не была такой черной, как моя, и не скрыла румянец. Не знаю, что его смутило: признание, что он подглядывал за соседкой, или тревога, что я приму его за паникера. – Запах шел от ее двери.
– Вы сказали мистеру Смоллеру?
– Я решил дождаться, случится ли это в третий раз, этим вечером. Но несколько минут тому назад, придя с работы, я обнаружил вот это на своей кухне.
Из кармана он достал четыре части фотографии, сделанной «Полароидом». Протянул их мне, но я мог и не складывать их вместе, чтобы понять, что изображено на фотографии: шестипанельная шелковая ширма с двумя играющими тиграми.
– Эти части фотографии лежали одна на другой на моей разделочной доске, пришпиленные к ним ножом, взятым из ящика на моей кухне. – Я вернул разрезанную ножницами фотографию, и его рука тряслась, когда он брал ее четвертушки. – Я уверен, это угроза. Меня предупредили, что нельзя приближаться к ее двери… или жаловаться на запах.
– Думаете, Ева Адамс видела, как вы подходили к ее двери?
– Я не знаю, что и думать.
– Как проникла она в вашу квартиру с «Полароидом»?
– Действительно,
– Ваша дверь запирается?
– Да. Так же, как и твоя, на два врезных замка. – Он собрался сказать что-то еще, но сначала оглядел комнату, пристально посмотрел на одно из окон, выходящих на улицу, на свою правую руку, на ладонь, на тыльную сторону, на тонкие ухоженные пальцы, и только тогда продолжил: – Я пришел сказать, что намерен держаться подальше от этой женщины и не давать ей повода злиться. Я уверен, что тебе следует поступить так же, ради себя самого и твоей матери.
Я вспомнил голос: «Я люблю резать. Ты веришь, что я люблю резать?»
– Что такое? – спросил мистер Иошиока.
– Я рассказал вам не все об этой женщине.
– Да, я знаю.
– Правда? – удивился я. – Откуда?
– Как называют лицо хорошего игрока в покер?
– Покерное лицо, – ответил я.
– Да, полагаю, это правильно. У тебя не такое лицо. Я понятия не имею, что ты скрывал, но точно знал, что скрывал.
– Она угрожала мне ножом, – признался я после короткой паузы.
Я подумал, что его это поразило, но точно сказать не могу, поскольку у него лицо как раз было покерное.
– Где это произошло?
– Здесь, в этой квартире. Помните, я говорил, что она может появляться, как по волшебству, там, где мгновением раньше ее не было.
– Почему она угрожала тебе ножом?
Я откашлялся, вытер нос рукавом, хотя необходимости в этом не было, потом сцепил пальцы, хрустнул костяшками и лишь после этого ответил:
– Видите ли, она оставила открытой дверь в квартиру 6-В, и я прошелся по всем комнатам.
Даже на покерном лице отразился тот факт, что мое любопытство он счел непристойным.
– Почему ты это сделал?
Я чувствовал, что еще не готов рассказать ему о сне, в котором видел Фиону задушенной и мертвой.
– Не знаю. Она… другая. Может… я влюбился в нее. С первого взгляда.
Он смотрел прямо на меня, но мне удалось не отвести глаз.
– На сегодня достаточно, – прервал он затянувшуюся паузу. – Нам всем есть что сказать, только в самый подходящий, на наш взгляд, для этого момент.
Я подумывал над тем, чтобы сказать больше, но лишь пожал плечами и уставился на свои ноги, словно они чем-то зачаровали меня, скажем, могли ни с того ни с сего пуститься в пляс.
Мистер Иошиока вздохнул.
– Я не буду высовываться, Иона Керк. Я привык жить, не поднимая шума. Я не позволяю себе проявлять любопытство… сталкиваясь с такими женщинами, как мисс Ева Адамс. Не высовываться. Не высовываться. Мне не нужен свет прожекторов. Я предпочитаю тени, покой, уединение. Я не хочу, чтобы меня замечали. Если человек невидим для остальных, ему не завидуют, он не вызывает злости или подозрений. Чуть ли не полная невидимость – я рекомендую такой образ жизни.