Город у эшафота. За что и как казнили в Петербурге
Шрифт:
Император к увещеваниям прислушался: помиловал троих, заменив им казнь на бессрочную каторгу, в том числе, разумеется, Окладскому, но Александру Александровичу Квятковскому и Андрею Корнеевичу Преснякову смертный приговор оставил в силе.
Тому Преснякову, о пророческой шутке которого вспоминала однажды писательница Валентина Иововна Дмитриева: «Однажды, играя шнурком от пенсне, он сделал из него петлю, надел себе на шею и начал затягивать.
— Бросьте, Пресняков, — сказала я. — Неприятно смотреть.
— Почему неприятно? — спокойно и, как всегда, посмеиваясь, отвечал Пресняков. — Привыкать надо!»
Публичная казнь состоялась ранним утром 4 ноября 1880 года. На позорной колеснице
Эта же газета рассказала об экзекуции в деталях: «Осужденные, привязанные к скамейке, увидали виселицу только в момент, когда колесница остановилась у подошвы равелина.
Первым оглянулся Пресняков, и на лице его скользнула легкая улыбка. Она явилась как бы результатом замаскировать внутреннее волнение, а быть может, попыткой придать бодрость своему товарищу, видимо, обнаружившему менее твердости.
Палач и тюремный служитель одновременно отвязали осужденных. Они были одеты в черные арестантские платья поверх полушубков, а на груди каждого из них привязана черная доска с надписью: «Государственный преступник».
По сведении с колесниц осужденные, поддерживаемые палачом и его помощниками, поднялись вверх на площадку равелина и были установлены на эшафоте у позорного столба в расстоянии одного шага от роковой перекладины, к которой были прилажены два кольца с двумя петлями. Правее был помещен Квятковский, левее Пресняков. Первый из них небольшого роста мужчина с черною, окладистою бородою и довольно выразительным лицом. По наружности около 30 лет. Пресняков — высокого роста, худой, блондин, с небольшими усиками, на вид значительно моложе своего товарища. Оба, по-видимому, сильно смущены, но Пресняков делает усилие обнаружить полное самообладание. Квятковскому эта борьба с самим собою дается гораздо труднее. Лицо его покрывает мертвенная бледность. Он с трудом держится на ногах, и поддержка палача представляется как бы необходимостью. Войскам командуют «на караул». Начинается чтение приговора… По окончании палач подходит к Квятковскому и совершает над ним, как над дворянином, обряд лишения этого звания (надламывает над головой его шпагу). Наступил последний момент расчета с правосудием.
Но прежде чем приступить к нему, осужденные выведены несколько вперед, и к ним приблизились два священника в полном облачении и с крестами в руках. Оба они приняли религиозное напутствие и приложились к кресту. Затем, поклонившись на все стороны, они нагнулись друг к другу и обменялись прощальными поцелуями. Палач быстро накинул белый саван на Квятковского. Пресняков при виде этого обряда отвернул голову и прослезился… Но прошло несколько секунд, как такой же саван накинули на Преснякова. Первым был введен на роковую скамейку Квятковский. Минуту спустя казнь была совершена и над Пресняковым».
Дневник Александры Богданович за тот же день перекликается со свидетельством газетного репортера: «Был Адельсон (комендант), приехал с места казни, рассказывал впечатление, произведенное преступниками, которых повесили. Оба причастились, оба обнялись сперва со священником, потом, имея уже завязанными руки, поцеловались друг с другом, поклонились войскам. Когда повешен был Квятковский, Пресняков посмотрел сбоку на эту картину и прослезился. Через минуту его ожидала та же участь. Ужасное впечатление!»
На следующий день та же Александра Викторовна записывает и другое: «Я смотрю очень несочувственно,
Говорят, что палач Фролов все это делает с бессердечием и даже неловко». Еще более определенные мысли записала в своем дневнике Елена Андреевна Штакеншнейдер: «Тяжелое и нехорошее впечатление производит казнь даже на нелибералов. Не в нашем духе такие вещи».
Из документов известно, в какую сумму обошлась казнь Квятковского и Преснякова. Устройство и разборка эшафота стоили правительству 205 рублей 30 копеек, погребение обошлось в 44 рубля 90 копеек, мелкие дополнительные расходы были оценены в 19 рублей. Немалой статьей расходов оказались услуги «заплечных дел мастера» Ивана Фролова: 81 рубль. Общая же сумма составила 350 рублей 20 копеек.
А в декабрьском выпуске подпольного «Листка Народной воли» появились такие стихи, озаглавленные «После казни 4 ноября»:
И опять палачи!.. Сердца крик, замолчи!.. Снова в петле качаются трупы. На мученье борцов, наших лучших сынов, Смотрят массы безжизненно тупы Нет! Покончить пора, ведь не ждать нам добра От царя с его сворой до века. И приходится вновь биться с шайкой врагов За свободу, права человека… Я топор наточу, я себя приучу Управляться с тяжелым оружьем, В сердце жалость убью, чтобы руку свою Сделать страшной бесчувственным судьям. Не прощать никого, не щадить ничего! Смерть за смерть! Кровь за кровь! Месть за казни! И чего ж ждать теперь? Если царь — дикий зверь, Затравим мы его без боязни!Глава 17
События 1 марта 1881 года известны хрестоматийно: в этот день народовольцам удалось успешно завершить свою многолетнюю охоту на Александра II, у Екатерининского канала император был смертельно ранен, после чего скончался. Затем были следствие, аресты, суд и — смертный приговор.
К казни через повешение судом были приговорены шестеро: Геся Гельфман, Андрей Желябов, Николай Кибальчич, Тимофей Михайлов, Софья Перовская, Николай Рысаков; поскольку Гельфман на момент вынесения приговора была беременна, ей по закону предоставили отсрочку.
Сразу после вынесения приговора в обществе поднялась дискуссия о смертной казни вообще и казни первомартовцев в частности. Лев Толстой и Владимир Соловьев обратились к новому императору Александру III с призывом помиловать цареубийц. С ответным призывом обратился к монарху обер-прокурор Синода Константин Победоносцев: «Уже распространяется между русскими людьми страх, что могут представить Вашему величеству извращенные мысли и убедить Вас в помиловании преступников… Может ли это случиться? Нет, нет и тысячу раз нет — этого быть не может, чтобы Вы перед лицом всего народа русского простили убийц отца Вашего, русского государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует мщения и громко ропщет, что оно замедляется».