Город убийц
Шрифт:
Мне кажется, они бы поняли Эйлиаса, и он бы понял их. Выкупать воришек с отрубленными руками — это очень по-нашему.
На Дервише начиналась весна. Хотя здесь смена времен года выражена слабо.
Лианы с мелкими цветочками давно отцвели, и аллергия моя прошла. Теперь пришло время цвести огромным насекомоядным растениям, напоминавшим красные литавры. Пахли они при этом отвратно, за что были изничтожаемы в нашем саду, зато насморка, как ни странно, не вызывали.
— Анри, пойдем?
Адам стоял у стола и набивал трубку. Итак, прошло три месяца на Дервише, и теперь они собирали некий консилиум для решения моей судьбы.
— Пойдем, — кивнул я.
Глава 18
Был
Сейчас нас ждала закатная феерия. Я был благодарен моим бывшим друзьям за столь красивый момент для вынесения мне приговора. В конце концов, не отправят же на костер. Максимум не вернут мое кольцо. Так или иначе, но врать им я не собирался.
Все были уже в сборе. Вокруг стола расположились Эжен, Симон, Ги, Бернард Тибо и Рауль Ланс — мои бывшие командиры, провожавшие меня в Оазисы.
Эжен указал на стул практически напротив своего.
— Садись!
— Рыцари круглого стола, — съязвил я, занимая предложенное место.
— Быть может, — без тени улыбки проговорил Симон.
— А я уж постою, как докладчик, — сказал Адам и принялся раскуривать трубку.
Ги, тем временем, зажег сигарету.
Я, кажется, тоже когда-то курил. Адам говорил, что зависимости практически не было. Значит, курил от случая к случаю и больше за компанию. Сейчас мне даже не предлагали.
— Так, — начал Адам, — я настоял, чтобы этот разговор происходил в присутствии Анри, поскольку вещи, которые мы будем здесь обсуждать, за глаза говорить недопустимо. Хотя что-то вы уже знаете. Частично я объяснял ситуацию Эжену, частично Анри. Но теперь для всех и по порядку. В том, что касается памяти, я сделал все, что мог. Все, что можно было восстановить, мы восстановили. Анри даже свои юношеские стихи вспомнил.
— Мог бы и не говорить, — заметил я.
— А что? — спросил Симон. — Хорошие были стихи, мы помним.
— Ну-у, — протянул я.
Мои вирши образца двадцатилетней давности казались мне излишне романтическими, донельзя наивными и полными откровенных стилистических ляпов. Речь в них шла в основном о любви к Тессе, которая, понятно, должна стать свободной. И о том, где и как меня, в конце концов, убьют. Вариантов описывалось много, и все, как на подбор, героические.
Беда в том, что мои собеседники и судьи, похоже, так и остались неисправимыми романтиками, а я постиг тот пошлый факт, что ветряные мельницы существуют не для того, чтобы с ними сражаться, а для того, чтобы молоть муку. И посему неплохо бы владеть одной из них. Впрочем, прелесть владения мельницами, Эжен, по-моему, понимал не хуже меня.
— Он стал прежним? — спросил Эжен.
— Нет, конечно. Даже мы не может стать такими же, как двенадцать лет назад.
— Но он изменился? Насколько?
— Изменился, — кивнул Адам. — Насколько…
Ершинский задумался, и Эжен взглянул мне прямо в глаза.
— Анри, ты с нами?
— Ребята, я всегда с вами, — быстро сказал я.
— Он
— Нет, ни в коей мере. Просто вы друг друга не понимаете. Он с вами настолько, насколько Ройтман Евгений Львович все эти двенадцать лет был с ним. Вы для него свои, он вас любит и ценит, и потому всеми силами души мечтает отговорить вас заниматься хренью, затевать войну против Кратоса, и хочет вернуть вас на путь истинный. То есть уломать сдаться Хазаровскому, а он уж договорится о наилучших условиях сдачи.
— Анри, это так? — спросил Симон.
— В принципе, да. Моя позиция не изменилась.
Эжен вздохнул. Ги выпустил в своды струю дыма.
— Анри, — сказал он. — Тебя изуродовали в Центре, а ты даже не понимаешь этого.
Адам вздохнул.
— Если Анри когда-нибудь попадет к Ройтману, Евгений Львович наверняка скажет, что это я его изуродовал.
— Ладно, Адам. Что еще можно сделать? — спросил Эжен.
— Дальше начинается очень рискованная область, — вздохнул Адам. — Дело в том, что психокоррекция — это не только редактирование памяти. И даже не столько. Я знаю специалистов, которые вообще обходятся без этого. Судя по всему, и Ройтман этим не увлекался: мало затертых участков. Но, обвинение-то с их точки зрения ужасное, так что обязательно надо было что-то стереть. Его, между прочим, психологическая комиссия смотрела. Мы с Анри вспомнили комиссию. Они даже сами встречались, не только смотрели архив и микрофотографии. Председатель комиссии сказал: «Анри, мы передадим императрице, что у вас все в порядке». Но Анастасия Павловна решила иначе.
Итак, кроме изменений памяти, у Анри сильно изменен участок мозга, отвечающий за различение «свой-чужой». Раньше граждане Кратоса были чужие, теперь свои. Не враги. А значит убить можно только в самом крайнем случае, в ситуации самообороны, например. Самооборона — это для них свято, никогда и ни у кого в Центре не отнимают способность защищать себя. Но если войну с Кратосом начнем мы — это не самооборона. Он, скорее всего, окажется на другой стороне, потому что именно другую сторону в этой ситуации надо защищать. Хотя любую войну между РАТ и империей он воспримет, как братоубийственную. Свои против своих. На то, что он возглавит нашу борьбу, я бы не надеялся, особенно в свете того, что вы собираетесь сделать с Кратосом.
— Что вы собираетесь сделать с Кратосом? — быстро спросил я.
Эжен метнул в Адама пылающий взгляд. Ершинский явно сказал лишнее.
Я в упор смотрел на Добиньи.
— Ничего, — усмехнулся Эжен, — кроме того, о чем мы десять раз говорили: мы собираемся с ними воевать.
И я совершенно четко понял: неправда! Точнее не вся правда. Развязать войну они, конечно, мечтают, но Адам имел в виду совсем другое. Что-то, куда более страшное.
— И сейчас у нас есть возможность победить, — продолжил Эжен.
И на этот раз он говорил правду, точнее свято верил в то, что говорил.
— Но больше я ничего не скажу, — усмехнулся он. — Пока Кратос не станет для тебя врагом. Можно это сделать, Адам?
— Очень сложно. Были бы только имплантированные связи — это полбеды. Их можно отличить и убрать. Но Анри реально связан с Кратосом: у него там сын, друзья, девушка. Для того чтобы граждане Кратоса снова воспринимались как чужие, нам придется стереть восемьдесят процентов воспоминаний за последние десять лет. Не думаю, что Анри на это пойдет. Да и я на это не пойду. Даже в ПЦ Кириополя не использовали настолько травматичную методику. Они сделали все, чтобы Анри перестал воспринимать Кратос как врага и ничего, чтобы он начал воспринимать врагами не то, что Тессу, а даже РАТ. Мы для него по-прежнему свои. Свои, но заблудшие. Надо жалеть и помогать. В общем, типичное отношение психолога к своим подопечным в Центре, я не зря с Ройтманом сравнил.