Город золотых теней

Уильямс Тэд

– Так отправляйся же в полет…

пел кто-то, пока на заднем плане стонал и грохотал оркестр.

– Улыбка станет приглашеньем —

Решенье

Твое на праздник приведет…

Зал был невозможно огромен – чудовищный восьмиугольник, залитый алым светом. Колонны по углам – каждая размером с небоскреб – исчезали

в тени под потолком; усеивавшие их вертикальные ряды ламп сходились в перспективе, пока расстояние не стягивало их в единую огненную нить. А еще выше, где и эти огни гасли в неизмеримой высоте, кувыркались и извивались в черноте фейерверки.

В дымном воздухе плясали лучи прожекторов, двигая по бархатным стенам ускользающие ярко-красные эллипсы. Сотни лож теснились между колоннами, по балконам – по дюжине ярусов балконов, уходящих в клубящийся вверху дым. Паркетный пол покрывала бесконечная поросль столов-поганок, между ними, как бильярдные шары, скользили серебряные фигурки – официанты и официантки, тысяча, две тысячи, больше, двигавшиеся бесшумно и быстро, как капли ртути.

В центре неимоверного пространства, на сцене, вращающейся в воздухе, как положенное набок карнавальное чертово колесо, находился оркестр. Музыканты были одеты в строгие черные с белым костюмы, но в них самих не было ничего строгого. Карикатурно вытянутые плоские фигурки колыхались, плыли под музыку, как безумные тени. Некоторые вырастали, пока их взгляды не упирались в самые верхние ярусы балконов. Блестящие зубы-надгробия щелкали перед посетителями, которые визжали от радости, убираясь в более безопасное место.

Не менялась только певица в белом платье, примостившаяся на дальнем краю вращающейся сцены. Музыканты-тени клубились вокруг нее, сияющей как кусочек радия.

—… Так запевай без сожаленья,

пела она. Голос ее был неприятен и в то же время притягателен; он дрожал, как голосок ребенка, которого не пустили спать, и он вынужден смотреть, как взрослые напиваются.

– Без грусти и без суеты —

Мечты

Твои найдут здесь отраженье…

Певица была лишь искоркой в сердце циклопического зала и безумного оркестра, но Рени долго не могла отвести от нее взгляд. Огромные черные глаза на бледном лице придавали ей мертвенный вид. Каскад белокурых волос в половину роста и белое платье с широкими рукавами делали певицу похожей на райскую птичку.

– Начинай,

Запевай,

Свой порок выбирай,

Вот рок,

Наш рок,

Карнавала порог…

Певицу качало тяжелым ритмом, как ураганом голубку. Глаза ее были закрыты, как у человека, впавшего в транс… Впрочем, на транс это было не похоже. Рени никогда не видала такой безысходности на человеческом лице, и все же певица

сияла, полыхала – как лампочка под высоким напряжением, готовая вот-вот взорваться.

Медленно, почти неохотно, Рени потянулась к Ксаббу, нашарила его руку и крепко сжала.

– Ты в порядке?

– Это… довольно странное место.

– О да. Пошли… сядем.

Она провела его через зал к одной из лож вдоль дальней стены – в РЖ это заняло бы несколько минут, здесь они достигли цели за секунды. Теперь подпевал весь оркестр, хлопал в ладоши, ухал, топал ножищами. Музыка гремела так, что казалось – еще секунда, и обвалится потолок.

– Тогда держи свое виденье —

Вперед!

Адамы, Евы всей Земли —

В полет!..

Лучи прожекторов заметались еще быстрее, скрещиваясь и расходясь, как шпаги дуэлянтов. Музыка нарастала, потом грянула канонада барабанов, протрубили саксофоны, и оркестр исчез. Огромный зал гулко откликнулся жидкими аплодисментами.

Едва Рени и Ксаббу опустились на мягкую бархатную банкетку, как рядом появился официант в облегающем фраке стального цвета. Его сим явно лепили с античных божеств плодородия.

– Пр-ривет, ползецы, – протянул он. – Что будем?

– Мы… мы не можем есть или пить в этих симах, – ответила Рени. – Есть у вас что-нибудь еще?

Официант смерил ее понимающим взглядом, словно позабавился, щелкнул пальцами и исчез. На его месте, точно забытое, повисло в воздухе светящееся меню.

– Этот список озаглавлен «Эмоции»,– с удивлением заметил Ксаббу. – Печаль, от слабой до интенсивной. Счастье, от спокойного довольства до бурной радости. Исполнение желаний. Скорбь. Оптимизм. Отчаяние. Приятное удивление. Безумие…– Он обернулся к Рени: – Что это? Я не понимаю.

– Можешь не пользоваться выделенкой. Никто не удивится, что ты задаешь вопросы, – вспомни, мы пара деревенщин из Нигерии, пришедших поглазеть на большой виртуальный город.– Она сменила канал. – Полагаю, это симулируемые ощущения. Эдди… ну, тот парень, наш знакомый – он говорил, что тут могут предложить даже такие ощущения, которые твой костюм не воспроизводит. Или они в этом клиентов убеждают.

– И что нам теперь делать? – В огромном зале маленький сим бушмена казался еще меньше, словно шум и суматоха придавливали его к земле. – Что вы хотите делать?

– Я думаю. – Рени уставилась на висящие перед ней огненные буквы, занавес из слов, не дающий ни защиты, ни уединения. – Я бы предпочла более тихое место, если мы себе сможем это позволить.

Ложа не изменилась, только приобрела терракотовый цвет и переместилась в Тихую галерею. За аркой входа, посреди мощенной булыжником площади плескался просторный синий бассейн.

– Это прекрасно, – заметил Ксаббу. – И мы попали сюда… вот так? – Он щелкнул пальцами, но не раздалось ни звука.