Город Звёзд
Шрифт:
Гаэтано был в свое время так измучен чувством вины, что едва мог смотреть на своего младшего брата. Он не мог отделаться от мысли, что, не откажи он в просьбе Фалько, несчастья можно было бы избежать. Ни Фалько, ни кто-либо другой ни в чем не винили его. Фалько понимал, что винить в случившемся он может только самого себя. Он не мог простить себе гибель прекрасной лошади и считал, что полностью заслужил то, что с ним случилось. Иногда он думал о том, что утрата общества Гаэтано — это еще одна кара, которую он должен сносить. Только это было очень и очень нелегко.
«Хотел бы я знать, где сейчас Гаэтано», подумал он.
И словно по волшебству,
Поездив верхом, Джорджия почувствовала себя намного лучше. Чувство усталости сменилось радостным возбуждением. Она ощущала себя юной, здоровой и ловкой. К тому же она собиралась еще сегодня снова увидеть Люсьена. В воскресенье она ведь может, если понадобится, провести в постели хоть весь день. Даже мысль об ожидающей ее дома насмешливой физиономии Рассела не портила ей хорошего настроения.
Вернувшись домой, она сразу же бросилась в горячую ванну. Добавив в воду пахучего пенистого экстракта. Слышно было, как за дверью ванной ворчит Рассел, но одним из непреложных правил, установленных Морой, было требование, чтобы после занятий конным спортом Джорджия непременно принимала горячую ванну. Джорджия лежала в ванне, временами добавляя в нее горячей воды, и в мечтах, словно сон наяву, видела Ремору.
Внезапно Джорджия сообразила, что начинает засыпать. Потешно выбравшись из ванны, она вытерлась насухо, накинула халат и бросила бриджи в корзину с приготовленным для стирки бельем, предварительно, разумеется, вынув из кармана крылатую лошадку, упрятанную в пузырчатую оберточную бумагу. Сидеть в седле было с нею неудобно, но оставлять ее без присмотра Джорджия не хотела. И уж во всяком случае, не поблизости от Рассела.
Гаэтано, перепрыгивая через ступеньки, поднялся по мраморной лестнице. Слуга, встретивший гостя у входа, сказал ему, где найти Фалько. Гаэтано без раздумий бросился наверх. Подбежав к брату, он обнял его так, как не обнимал вот уже два года.
— Брат, — тяжело дыша, проговорил Гаэтано, — я должен был повидать тебя. Отец хочет, чтобы я женился!
Фалько был тронут. Это было так похоже на прежние дни, когда братья во всем доверялись друг другу. В свою очередь обняв Гаэтано, он посмотрел в его озабоченное лицо.
— Кто она? Что-то ты не выглядишь очень счастливым.
— Да нет, как раз по этому поводу я не слишком переживаю, — ответил Гаэтано с несколько большей горечью, чем можно было предположить, судя по сказанному. — Я никогда и не помышлял, что от меня в этом вопросе будет что-то зависеть. Но я уже начал было думать, что отец хочет, чтобы я принял духовный сан.
— И теперь ты разочарован? — удивленно спросил Фалько.
— Нет, нет, — ответил, нетерпеливо расхаживая по лоджии, Гаэтано. — Ты не понимаешь. Дело не во мне. Похоже,
Фалько был ошеломлен. При его уме ему потребовалось не больше времени, чтобы разобраться во всем, чем затратил на это его брат. Он не был теперь уже юным красавцем, как раз подходящим для того, чтобы возложить на него корону или выбрать ему невесту из какого-либо владетельного семейства Талии. Вряд ли на него дважды посмотрит хоть какая-то женщина. Стало быть, церковь, служители которой дают обет безбрачия, самое подходящее для него место. Он состарится, не зная женской ласки, не считая разве что той, которую ему в детстве дарили мать и сестра. К тому времени, когда дядя Фердинандо умрет, Фалько станет уже полноправным кардиналом. Выборы будут подтасованы, и он станет Папой.
Фалько любил отца, но не питал на его счет никаких иллюзий. Никколо устроит всё это, а если умрет раньше, чем Фердинандо, то позаботится о том, чтобы дело довел до конца Фабрицио, его наследник. Фалько чувствовал, что уже к тринадцати годам его будущее было заранее предначертано. Какая-то малая часть его мозга даже и не возражала против этого. Будучи священнослужителем, он сможет стать большим ученым, писать философские трактаты, со знанием дела смаковать дорогие вина. Всё это он мог хорошо себе представить. Но он был всего лишь мальчиком — пусть даже не по годам умным — и не мог смириться с тем, что активная его жизнь уже завершилась.
— Я не могу допустить, чтобы это случилось, — с удрученным видом проговорил Гаэтано. — Мы должны найти какой-то выход. Предположительно, моей женой должна стать новая герцогиня Беллеции. Она совсем еще девчонка, моложе меня. И очень красива, отец показывал мне ее портрет.
— На портретах они всегда красавицы, разве не так? — заметил Фалько. — Помнишь принцессу Розу Миранду?
На лице Гаэтано появилась широкая, чуть кривая улыбка. История этой принцессы была одной из самых удачных его выдумок. В течение целого лета они разыгрывали эту длинную и запутанную историю, в которой были и любовь, и предательство, и кровная вражда, и множество великолепных схваток на рапирах. У Гаэтано сжалось сердце при воспоминании о времени, когда Фалько с равным наслаждением то прыгал по ступенькам лестницы в роли барона Мореско, то, завернувшись в старую синюю бархатную штору, изображал прекрасную принцессу.
— Послушай, — сказал Гаэтано. — Эта герцогиня… Ее отец и одновременно регент — Родольфо Росси. Это могущественный маг. Отец сказал, что он страваганте.
И без того большие глаза Фалько стали еще шире.
— А что это такое?
Гаэтано чуть замялся.
— В точности не берусь сказать. Знаю только, что отец и все остальные относятся к ним с уважением и не без страха. Этим людям известно множество всяких тайн. Правда, между ними и нашим семейством существует, похоже, взаимная неприязнь. Отец никогда не обратился к ним за помощью.
— Какой помощью?
— Помощью тебе, — ответил Гаэтано. — Если всё пройдет гладко и я женюсь на юной герцогине, я намерен обратиться к ее отцу с просьбой помочь тебе. Я уверен, что в его силах излечить тебя. Тогда тебе не нужно будет становиться Папой. Ты сможешь делать всё, что тебе захочется.
На глаза Фалько набежали слезы. Не потому, что он поверил, будто этот маг из Беллеции сможет его вылечить. В это Фалько поверить не мог даже на мгновение. Просто потому, что Гаэтано вновь, как и прежде, был его другом.