Город. Хроника осады
Шрифт:
– Я передам, – вскинув голову, говорит она, – я обязательно все ей расскажу.
Швецов улыбается на прощанье, но большего сказать не дают. Опального офицера уволакивают прочь. У трапа смертника встречает комендант, личной персоной. Синий мундир опоясывает белый ремень, отягченный золоченой саблей. Той самой, познавшей тяжесть швецовской шашки. Полковник узнает каждую царапину на завитках сложного эфеса. Руки скрыты за белыми же перчатками, слегка потертыми и посеревшими у пальцев. Золотые узоры и ромбы идут вверх по запястью, переливаются
Капитан Майкл еще не оправился от ран, но держится куда бодрее Алексея. Гот обнажает зубы в злорадной ухмылке. Набухает кривой шрам на лице, обезображивая некогда приятное лицо.
– Вот и все, Швецов, – он с торжеством рассматривает едва передвигающегося врага.
Сам симериец не в силах подняться по ступеням. Дождавшись кивка коменданта, конвоиры волокут раненого вверх. Бряцают кандалы, волочащиеся ноги бьются о ступени. Швецов с силой закрывает глаза, но стона сдержать не может.
– Колдун, – гот торжествующе рассматривает врага. – Твоя магия и надежды умрут вместе с тобой. Все закончится сегодня.
Что ж, республиканец в праве, это день их триумфа. Но Алексей позволяет себе щепотку соли на сладкий пирог. Глядя в спокойное лицо висельника, гот противно кривится. Колени Швецова дрожат и подгибаются, он то и дело падает в руки солдат. Глаз заплыл и едва видит, голова от побоев разбухла вдвое. Но даже такой командир Ольхово спокойно смотрит на коменданта.
Нет, гот. Все закончится не тут и не сейчас. Ольхово лишь маленький камень, но горе дожившим до лавины.
– Ты не солдат, – презрительно фыркает Майкл, – ты просто разбойник и мясник. Вздерните эту сволочь.
Палачи затягивают петлю, по ушам бьет бешеная барабанная дробь. Будто сошедшие с ума часы, отбивающие последние секунды жизни. Короткими рыками просыпается мотор, ноги подрагивают от вибрации кузова. Швецов вздыхает. Хорошо. Свежо. Лучшее, пожалуй, время для смерти. Последний взгляд бросает поверх голов толпы, на виднеющийся вдали замок. Стены избиты отметинами, наклоняют понуро головы башни. Каменный гигант, уставший и прикорнувший.
"Я должен быть там, – все испаряется и Швецов вновь в огне и дыму, среди узких переходов донжона. Звуки машины, мелкими толчками сдвигающейся вперед, игра музыкантов – все покрывается маревом. Рядом лишь лица павших солдат. – Я должен был погибнуть с вами. Сложить голову мучеником, не выпуская оружия. Но видимо, не достоин. Так помолитесь же, братья. Помолитесь, пусть хоть капля росы упадет на уста и уймет адское пламя, ждущее внизу"
Вот только ...
"Почему я до сих пор жив?"
Усилием воли Швецов отдергивает покрывало непроницаемого марева. Звуки, запахи и видения реального мира возвращаются водопадом чувств. Площадь приходит в движение. Непоколебимое еще минуту людское море колышется. Под напором солдат люди отступают, открывая живые коридоры. Ольхово наполнено машинами. Длинная вереница, извивающаяся змеей, запруживает улицы. Бесчисленные кортежи пестрят
– Вы совершенно сорвались с цепи, капитан. Клянусь, по доброй воле ни за что не оставил бы вас командовать. Если не решение маршала Гранда, духу бы не было в Ольхово. Что вы устроили? Стоило мне отлучиться и в городе погромы, нападения на патрули. Убит специальный государственный агент.
Отчитывающий коменданта бригадный генерал Ли поворачивается к осужденному. Так и стоящий с петлей вокруг шеи, Швецов едва узнает противника. В их первую встречу, Саммерс едва отличался от солдата простотой формы. В памяти всплывает образ бравого вояки, закинувшего грязные сапоги на стол. Ныне прославленный полководец во всей красе и регалиях. У сердца многочисленные планки наград, пилотка залихватски повернута набекрень. Глаза скрыты за массивными, чуть ли не в пол лица, очками. Лишь жеваная сигара неизменно покоится в зубах, портя речь.
– Заканчивайте фарс, капитан, – Ли возвращается к Майклу. – Швецова велено отпустить.
Лицо капитана идет пятнами. Гот стоит навытяжку перед генералом, но едва сдерживается. Вены шлангом выступают на шее, секунда и бросится к осужденному.
– Сэр, вы не понимаете, – шипит от натуги он, – этот человек должен умереть. Нужно повесть его и закончить начатое.
– Все уже кончено, капитан, – звание коменданта Ли произносит с явной и растянутой издевкой. – Государственная Дума, Готия и Империя Цинь подписали документы. Царь навсегда покидает Симерию. Войне конец – мы больше не можем оставаться в пределах страны. А Швецов, – Самерс говорит лениво, будто только вспомнив о висельнике, – какие бы преступления не совершил, ответ будет держать перед Симерией. Его судьбу решит Комитет.
Республиканский командующий кивает конвоирам.
– Освободить.
Алексей молча позволяет отпереть замки кандалов и наручников. Все время стоит с каменным, отрешенным лицом. Ему будто нет дела до происходящего. Не верит чудесному спасению, представляя все предсмертным бредом и видением? Или вовсе не рад?
Пока несостоявшиеся палачи возятся с веревкой, Швецов рассматривает машины. Готские стяги вытесняют желтые полотна. На золотом фоне раскрывает пасть дракон Цинь, грозя всему миру. Вот и благодетели пожаловали.
Из роскошного авто выходит человек. Представителя цинской военной аристократии легко узнать из тысячи. Сафьяновые сапожки, просторные одежды, расшитые драконами и иероглифами. В ножнах, отделанных с невероятной дороговизной, покоится прямой меч. Голова покрыта традиционной для Азии конусной шапкой, оперенной плюмажем.
Высокопоставленного гостя тот час закрывает охрана. Эти, в отличие от посланника, обмундированы вполне в духе времени. Мундиры европейского стиля сзади покрывают длинные, до пояса, косы. Бэйянские отряды не потешная дворцовая гвардия с гротескными мечами дао и доспехами позапрошлого столетия. Элита.