Город. Хроника осады
Шрифт:
— Бред какой-то, – дернув лицом, майор нервными движениями вырывает лист и, скомкав, швыряет в очаг, – ничего не сходится.
Входя, подполковник кратко бросает взгляд на молодую русоволосую служанку. Девушка только-только заканчивает растапливать пламя, укладывая в весело подпрыгивающие огонь крупные поленья.
"Беженка наверное", – предполагает Швецов, глядя на одежду.
Белый с рюшками фартук перехватывает серое, явно домотканое платье крестьянки. По всей вероятности граф пристраивает иждивенцев к полезному делу. Это правильно. Ольхово и так
— Барон, — устало привлекает внимание начальник штаба, беспомощно распластавшись на столе, – вы хотите невозможного, – он закрывает лицо руками и гундосит. – Вы хоть сами это осознаете?
Швецов собирается ответить, как тут раздается громкий стук. Девушка пытается достать кофе с верхней полки, но от чего-то пальцы теряют силы и жестяная банка, срикошетив о косяк столешницы, падает на пол. Ноги несчастной подкашиваются и она оседает прямо на рассыпанные зерна, разразившись рыданиями.
– Не переживай ты так из-за этого кофе, — Алексей подходит к безутешной с легкой улыбкой, приобнимая за вздрагивающие плечи, — обещаю ничего не скажу хозяину.
– - Мама, – доносится сквозь частые всхлипывания, – папа... Все убиты. Я во дворе была, взрыва даже не слышала, только толчок в спину. А мама с папой...
Дальше она говорить просто не в силах, заливаясь слезами и упав Швецову на плечо. Плотный армейский тельник быстро пропитывается влагой. Подполковник хочет утешить сироту, но открыв рот, закрывает, не зная, что сказать. Любые слова выглядят сейчас фальшиво.
– Тебе лучше отдохнуть, – он аккуратно касается головы девушки, погладив по волосам. – Постарайся хоть немного поспать.
Проводив никак не унимающую плачь служанку, командир сам берется за завтрак. Прибравшись, трясет банку, обнаружив на дне достаточное количество зерен.
– Видел? – раздраженным тоном штаб-офицер кивает на дверь, куда вышла девушка. Пока кофейная пенка поднимается в джезе, он криво-косо, по холостятски кромсает хлеб и ветчину. – Сколько таких как она? И сколько еще будет? Что ты от меня хочешь? Что бы я сдался?
Максим шумно выпускает воздух сквозь сжатые зубы, не зная, как достучаться до упрямца.
– Это безумие. Ладно люди, у нас и без того масса проблем. Где взять оружие?
– А как же трофеи? – Швецов без изысков раскидывает снедь по столу. Отпив крепкий, без сахара напиток он не скупясь отгрызает почти пол бутерброда. – У бунтовщиков были изъяты немалые запасы. В Федоровке мы разоружили целый взвод, а их обмундированием не обделили.
– Трофеи..., – отстраненно произносит начальник штаба, глядя на черную гладь чашки. Он вдыхает аромат и делает небольшой глоток, смакуя вкус. – Я за храбрость, но мы идем к самоубийству. Половина боевиков вместо нормального оружия в карманах револьверы носили. Что толку от них? Старые и ржавые, застрелиться и то проблемой будет. Чем нам воевать против танков и самолетов? Древней митральезой и дедовскими кремневыми ружьями? В результате мы будем просто стрелять, пока не закончатся патроны.
–
Ольхово. Центральная площадь. Ок. 9-00
Бежать Мише пришлось от самой окраины, считай на своих двоих через пол города. Шахтерская роба промокает от пота и неприятно липнет к телу. Отцовские, не по размеру, башмаки, в суматохе даже не зашнурованные, несколько раз слетают с голой пятки. Рискуя до серьезной травмы натереть мозоли, молодой человек прихрамывая не сбавляет темп.
"Куда его черти одного понесли?", – злится Михаил на брата, выискивая взглядом вечно взъерошенную шевелюру.
В глубине души шахтер понимает, найти Анатолия на переполненных улицах сродни фантазии. С раннего утра, едва солнце освещает город, Ольхово будят восторженные крики толпы. Пользуясь военной тишиной, люди массово выходят из домов, вливаясь в единый, устремляющийся к площади, поток. Миша теряется, будто крохотная рыбка среди бушующего жизнью океана.
– Эй! – тотчас реагирует он на толчок в плечо.
Парень, чуть старше Михаила, оборачивается, не переставая скакать и высоко вздымать над головой симерийский флаг.
– Отстоим родной город! – весело вскрикивает незнакомец, не иначе спутав неудавшегося революционера с остальной толпой.
Скопившийся народ и правда объят массовым психозом. Люди в патриотическом угаре заворачиваются в государственные цвета, особо ретивые даже разрисовываются краской. Выкрики лозунгов все больше и больше закипают агрессией. "Готов на штыки" – самое сдержанное изливаемое словоблудие из откровенных ругательств.
Мир магии вновь возрождает Ольхово,
где жест – это пламя, а смерть только слово.
Великой Симерии гордый народ,
Готической мрази земли не дает
В израненных улицах стены кровят
"Швецовцы" упрямо до смерти стоят
военный готический потенциал
пред силой магической враг задрожал
(за стихи особая благодарность "Шурави")
Плотная масса демонстрантов расступается, прижимаясь к домам и пропуская до нельзя потешное шествие. Подражая армейцам, группа штатских пытается маршировать в ногу, качающимся неровным строем направляясь к передовой. Даже выдвигают вперед совсем юного мальчишку, надувшегося от важности, как жаба и выбивающего невпопад ритм на барабане. Кого там только нет. Старики, явно допризывного возраста безусые юнцы, даже раскрасневшиеся от переизбытка эмоций женщины.