Города
Шрифт:
Они целились в каждого, кто попадал в поле зрения, и приказывали ему присесть. Шолл предполагал, что их намерения оставались благородными или, во всяком случае, не недобрыми: они с безрассудным упрямством старались защитить Лондон. Они поливали пулями стаи прожорливых голубков, покрывая тротуары маленькими рукоптицами, а иногда даже спасали предполагаемую жертву. Бывало, что солдатам удавалось одолеть и более мощного врага. В первые недели боев они вывели из строя некоторые летательные аппараты. Несколько раз, по-видимому (наверняка утверждать сложно), им удалось убить кое-кого из предводителей имаго. Но логика поражения –
Солдаты заставляли себя жить в будущем, в том, что наступит после их победы. Каждую секунду они переживали как воспоминание, как нечто предварительное. Лондонцы же – люди-крысы, превратившиеся в паразитов, – напротив, жили исключительно в настоящем, которое внушало им страх. Шолл же не знал, в каком мгновении истории живет он сам – он и немногие ему подобные. Он чувствовал себя выпавшим из времени.
В некоторых частях Лондона солдаты, по-видимому, испытывали давление сил, толкавших их к вождизму, и относились к этому давлению с неуместным благодушием. Они выглядывали из своих укрепленных складских помещений или подвалов и весело приветствовали напуганных и изголодавшихся горожан, приглашая внутрь. Несколько ранее, хотя и не очень еще давно, Шолл провел какое-то время с армейским подразделением, разбившим свой лагерь на Рассел-сквер, в помещении, некогда служившем общежитием для иностранных студентов. Солдаты превратили его в казарму, расклеили на досках объявлений, поверх рекламных объявлений о лыжных турах и уроках итальянского языка, списки личного состава и расписания дежурств. Они высовывались с верхних этажей, приветствовали немногочисленных перепуганных местных жителей криками, а женщин – восхищенным свистом.
Они упорно старались связаться с каким-то центральным командованием, с каким-то бункером или комитетом; но высшее начальство отсутствовало или хранило молчание. С солдатами находились четверо штатских (Шолл в их числе), над которыми те беззлобно посмеивались и которых пытались тренировать. Старший офицер, молодой человек из Ливерпуля, большую часть времени лишь улыбался своим подчиненным; но Шолл, имевший привычку бродить далеко за полночь, слышал, как он стенал в эфир, пытаясь вступить в контакт с Ливерпулем. Он сказал Шоллу, когда тот покидал казарму: «Черт меня возьми, приятель, если я что-нибудь знаю», – как будто Шолл задал ему вопрос.
Некоторые части расквартировались в роскошных домах Кенсингтона, казалось, господствовавшими над окрестностями. Они никак не были связаны с прохладными садами, находившимися в частном владении, или с белыми фасадами высоких зданий улицы. Даже там, где война тронула сооружения, где дома пострадали от пожаров, где стены были исцарапаны пулями или где вражеские удары превратили строительный материал в нечто иное, районы казались спокойными, а настроение солдат можно было назвать скорее неуверенным, нежели агрессивным.
В Бермондси, в Саутуарк-парке расположились остатки какой-то боевой части. Это произвело впечатление на Шолла. Захватчики, голубки и другие хищники, вторгшиеся вместе с ними в Лондон, сосредоточили свои удары на улицах и задворках. Они, как успел заметить Шолл, избегали парковых зон. Однако, несмотря на это, а также на очевидное вроде бы преимущество, солдаты Лондона по большей части игнорировали зеленые районы города. Шолл думал, не находятся ли они в плену своей подготовки к «городскому
Шолл приблизился к лагерю в Бермондси в надежде обнаружить там нечто отличное от пронизанной нервозностью ежедневной рутины. Так и произошло, но это уже не принесло ему пользы. Когда он подходил, пулеметы начали кромсать кусты рядом с ним. Он лежал там, где сразу залег, наполовину спрятавшись за деревом, но сознавая при этом, что ствол не защитит его от очередного нападения.
– Убирайся! – раздался голос из громкоговорителя. На искореженном танке над развороченной снарядами землей, окружавшей лагерь, стояла фигура в камуфляжной форме. – Убирайся из нашего лагеря, ублюдок!
Шолл ретировался. Он понимал, что земляные воронки, среди которых разместились солдаты, не являются свидетельствами выигранной большой кровью битвы. Это – рубеж, которого смогли достигнуть перепуганные лондонцы в своих попытках присоединиться к охваченным паникой и паранойей войскам и где они были разбиты.
Месяц ушел у Шолла на поиски нужных людей. Днем он перемешался по городу в автобусе, когда тот был еще на ходу, а потом пешком, не обращая внимания на опасности. Иногда до него доносились звуки столкновений между лондонцами и врагами или бандами людей; иногда стычки проходили близко, но, как правило, в одном или двух кварталах, где-то за углом, вне зоны видимости.
Шолл всегда имел при себе подробную карту Лондона и вносил в нее исправления по мере того, как узнавал об изменениях в облике города. Он обозначал на ней районы, доступа в которые не было: укрепления, созданные имаго; места расположения банд; места сосредоточения диких сообществ, где даже пришельцев, представляющих человеческую расу, обвиняли в вампиризме, и обезглавливали или сжигали. В отношении других частей города Шолл делал заметки. Перечисляя обнаруженное им, он пытался проследить, предусмотреть, где могли появиться те или иные объекты. Он не вел поиск наобум; у него имелся план.
Если здание было уничтожено или разрушено, он перечеркивал его черным цветом, а там, где появлялся новый объект, ставил пронумерованные красные кресты. Мелким почерком он дополнял список условных обозначений на внутренней стороне обложки, перечисляя то, что ему довелось увидеть.
То, что некогда было Брикстонской тюрьмой, он пометил так:
«№ 7. Джебб-авеню. Наполнено чем-то вроде птичьего дерьма. Дымоходы торчат, как зубцы. Внутри наблюдается движение».
На размокших клочках белой бумаги Шолл обозначал места лагерей лондонских солдат и отмечал их численность.
С верхней палубы своего автобуса или с крыш близлежащих зданий он наблюдал за солдатами в бинокль. И также делал заметки.
«№ 4: Ок. 30 человек, один танк, одно большое орудие. Мораль против зла».
Четыре раза Шоллу довелось наблюдать – с максимально возможного расстояния – за тем, как солдаты сражаются. В одном случае им противостояла другая группа людей, и тогда перестрелка закончилась большим количеством трупов и бессвязными проклятиями. Вид этих отчаявшихся мужчин и женщин, сражавшихся рассыпающимся оружием и превращавших друг друга в бессмысленные горы мяса, потряс Шолла, лишил его самообладания и заставил содрогнуться.