Городская фэнтези — 2008
Шрифт:
— Тогда зачем… — Квинт осёкся.
— Хотите сказать, какая польза от такого взаимодействия? Для вас — вполне ощутимая. В большинстве случаев объект не подозревает о близости смерти или не в состоянии адекватно воспринять её неизбежность. Но вы-то предупреждены. Согласитесь, это многое меняет. Уверяю вас, эффект глубочайший.
— Откуда вы знаете?
— Уже испробовал на себе.
— Значит, мы первые подопытные?
— Я же сказал: первым был я.
— У вас не возникало желания вмешаться? — неожиданно спросила Маргарита.
Профессор пристально посмотрел на неё. По мнению
— Если под вмешательством вы подразумеваете попытки изменить судьбу обречённых, то это совершенно исключено. Вы станете именно свидетелями, а не участниками событий — если согласитесь, конечно. Поток информации, воспринимаемой объектом и передаваемой вам, имеет сугубо однонаправленный характер. Это принципиальное свойство открытого мной метода, иначе я навлёк бы на себя гнев того, чья заявка имеет абсолютный приоритет.
Квинту пришло в голову, что профессор выражается чересчур витиевато. Кроме того, от последнего замечания потянуло ненавистным ему мистическим душком.
— Поймите, — продолжал Леонард, — Тут не должно быть места ложному состраданию. Дни и часы этих людей уже сочтены. Никто не в силах им помочь. Единственное, что вы в состоянии сделать, это использовать чужую смерть, чтобы продолжать жить. Звучит немного цинично, но так оно и есть. Учиться жить никогда не поздно. Я, конечно, имею в виду полноценную жизнь.
— Я не знаю, что это такое, — вставил Квинт.
— Правильно, иначе вас бы здесь не было, — тотчас отозвался профессор. — Не хочу показаться самодовольным, но, если речь идёт об ограниченном времени, мой метод представляется мне единственно действенным и быстрым способом радикального изменения сути нашего бытия. Обычно все мы понимаем, что жили не так, как надо, когда уже слишком поздно. Таким образом, мы узнаем истину, ставшую к тому моменту бесполезной и даже болезненной. Профилактическое лекарство существует, и оно доступно буквально каждому, однако мы отделены от него завесой, сотканной нашим сознанием. Это самая изощрённая и смертельная ловушка из всех, которые мне известны.
— Ну а вам-то что за дело? — прямо и грубо спросил Квинт. Маргарита бросила на него гневный взгляд, но он продолжил:
— Надеюсь, вы не станете убеждать нас, что занимаетесь благотворительностью или спасением заблудшего человечества?
— Боже упаси. — Профессора Леонарда эти вопросы, похоже, нимало не задели и даже немного позабавили. — Вам предлагается участвовать в промежуточной стадии эксперимента. Как вы понимаете, предела совершенству нет. Лично я собираюсь пойти гораздо дальше.
— Куда уж дальше, — пробурчал Квинт, собираясь с мыслями. Объяснения Леонарда звучали бредово, но в этот бред Квинт уже поверил. От слова «дальше» на него повеяло неземным холодком. В то же время оставалось непонятным, зачем профессору вообще нужны добровольцы, если эксперимент совершенно безопасен.
Маргарита по-прежнему взирала на Квинта враждебно. В её взгляде явно читалось: «Какого чёрта тянешь волынку, кретин? Не нравится — вали отсюда!» Квинта это не удивляло — потенциальные жертвы не ведают сомнений. Он стал демонстративно разглядывать мебель.
— Прекрасный дом, не правда ли? И обошёлся до смешного дёшево. Мне показалось, прежние хозяева были рады от него избавиться. Ну теперь-то я понимаю почему.
— Вы могли бы и не покупать.
— Мог бы, но купил и не жалею. Видите ли, я люблю тишину и уединение. Там, откуда я приехал, не было ни того, ни другого. А здесь идеальное место для моих исследований. Я могу заниматься ими без помех, шума и суеты. Особенно по ночам.
Квинт вслух усомнился, что и днём на Лысой Горе царит оживление.
— Ваш друг большой скептик, — заметил Леонард, обращаясь к Маргарите.
Та пожала плечами:
— Никто никому ничего не должен. Лично я по-прежнему хочу попробовать.
Тон Леонарда сразу стал деловым и похолодел градусов на двадцать:
— Отлично. Тогда, если не возражаете, молодой человек, Рауль вас проводит…
Квинт попытался представить, как все это выглядит со стороны. И озвучил в отрезвляюще простых выражениях. Некий тип, называющий себя профессором, заманивает к себе одержимую смертью дурочку со своим дружком, у которого не хватило духу отказаться. Интересно, кстати, как этот Леонард вообще узнал о её существовании. Скорее всего, побывал в «ВООКашке» и, поговорив с Марго, сразу смекнул, с кем имеет дело. Далее: профессор рассказывает своим гостям о якобы открытом им способе сопровождать без пяти минут мертвеца до могилы. Занятие в высшей степени облагораживающее и, если верить Леонарду, эффективно прочищающее мозги. А теперь позвольте вопрос на засыпку: кто из этих троих псих? Ответ: как минимум двое. И Квинт вроде бы не собирался становиться третьим. А если так, то что ему остаётся? Правильно — послать профессора к чёрту.
Что он и сделал.
Напоследок он повернулся к Маргарите и спросил на всякий случай:
— Ты идёшь?
— Нет.
Ему показалось, что теперь она смотрит на него с презрением. Ну, этими штучками его не проймёшь.
Он направился к выходу, внутренне готовый к худшему. Рауль не выглядел здоровяком, но на всякий случай Квинт по пути прихватил кочергу. Она ему не понадобилась.
Он без помех выбрался на улицу и быстро зашагал в сторону Круглой площади. Он глубоко дышал, словно пытался избавиться от последнего кубика отравленного воздуха в лёгких. Обратная дорога показалась вчетверо короче. На часах было без двадцати одиннадцать, когда он пересёк незримую границу между тревожным ожиданием и относительной безопасностью. Так закончился для него третий визит на Лысую Гору.
Но закончились ли сны о Доме на Горе?
В этом он не был уверен.
Об исчезновении Маргариты он узнал следующим вечером, когда отправился в «ВООКашку». Магазин был заперт. Нельзя сказать, что это явилось для Квинта полной неожиданностью. Но прежде была ночь и был день, и ночью ему снились странные вещи. Это было какое-то новое измерение снов — все происходящее казалось абсолютно реальным и в то же время лежало за гранью устоявшихся представлений Квинта о допустимой реальности.