Горы и оружие
Шрифт:
Вернулся Гёц — еще с одним безупречно одетым швейцарским немцем-банкиром, и Мак-Грегор мысленно порадовался тому, что Кэти заставила его пойти в Лондоне к хорошему портному и сшить себе хороший костюм: он понимал, что если к нему и относятся здесь с долей уважения, то благодаря английскому покрою пиджака, а не курдским верительным грамотам.
— Это герр Мюлер, — сказал Гёц. — Он объяснит ситуацию.
— К сожалению, — тут же подхватил Мюлер на безукоризненном английском, — объяснять нечего. Мы
— Но ведь вы знаете, где эти деньги.
— Мне нечего прибавить, — сказал Мюлер твердо, как ножом отрезал. — Мы не уполномочены давать вам какие-либо сведения.
— А кто уполномочен? — спросил Мак-Грегор.
— Затрудняемся сказать, — ответил Гёц. — Во всяком случае, мы больше не несем ответственности.
— А кто же несет, герр Гёц?
Они стояли посреди кабинета, на безупречно настланном ковре — подальше от стульев, и Мак-Грегора не приглашали сесть; герр Мюлер не выпускал из рук письма, покачивался на каблуках, явно торопился по делам. На минуту Мак-Грегор забыл, кто из них Мюлер, кто Гёц.
— Мы ничего не можем обсуждать и ничего не можем сделать. Крайне сожалею, но мне нечего прибавить, — повторил Мюлер.
Мак-Грегор помолчал, подумал.
— Что ж, — сказал он. Надел пальто, протянул руку за письмом.
Герр Мюлер покачал головой:
— Думаю, письмо мы должны оставить у себя.
— Нет, — резко сказал Мак-Грегор.
— Боюсь, что должны будем…
— Это личная доверенность, — сказал Мак-Грегор. — И прошу возвратить ее мне.
— Считаю, что следует оставить письмо у нас, мистер Мак-Грегор…
Мак-Грегор выдернул у Мюлера из рук письмо.
— Вы ошибаетесь, герр Мюлер, — сказал он, чувствуя, что вся кровь бросилась ему в лицо.
Теперь, желая уйти, он ощутил в наступившей паузе, что все четверо в комнате враждебны ему. Но он решительно направился к дверям. К его удивлению, они оказались не заперты. Стеклянными коридорами он вышел на Банхофштрассе, спустился оттуда к Лиммату и остановился, чтобы успокоить нервы. Не сам инцидент так на него подействовал — он понял, что не следовало и ходить в банк.
Подлинные размеры ошибки стали ясны два часа спустя, когда к нему в отель на набережной, под курантами, звучащими, как перезвон альпийских коровьих бубенцов, явились двое в неброском штатском и, предъявив полицейские карточки с вытисненным сверху большим белым крестом, попросили Мак-Грегора пройти с ними в канцелярию — тут же по соседству, на набережной.
— Нет, — сказал Мак-Грегор, все еще гневно-напряженный. — Никуда я с вами не пойду.
— Так, так. Вы говорите по-французски или по-немецки, мистер Мак-Грегор? — спросил один.
— Нет, — солгал Мак-Грегор, зная, что лучше держаться родного языка.
— Тогда не угодно ли спуститься
— Нет, не угодно, мосье. Никуда я с вами идти не намерен.
— В таком случае придется нам побеседовать здесь, — сказал полицейский, помедлив.
— Пожалуйста.
— Прошу вас сесть.
— Садитесь, если хотите, — сказал Мак-Грегор. — Я же предпочитаю стоя.
— Как вам угодно.
Вид у них был американцев, а выговор — швейцарцев; один вел «беседу», второй же глядел молодо, насупленно-серьезно и строго. Беседующий был рыжеволос и держался так, как если бы ему доподлинно было известно, что кроется за розыском денег.
— Есть у вас документ, удостоверяющий личность? — спросил он.
Мак-Грегор предъявил паспорт; полицейский бегло просмотрел его, но возвращать не спешил, держал небрежно в руке.
— Нет ли других документов?
— Нет.
— Как я понимаю, у вас имеется письмо, мистер Мак-Грегор.
Мак-Грегор не ответил.
— Нельзя ли нам взглянуть?
— Письмо, о котором речь, не имеет никакого отношения к швейцарской полиции, — проговорил Мак-Грегор. — Это письмо частное.
— Нельзя ли в таком случае узнать, чья там подпись и где оно было написано?
— На подобные вопросы я отвечать не обязан и прошу не задавать их, — сказал Мак-Грегор.
— К вашему сведению, мистер Мак-Грегор, — сказал полицейский, — нам известно, что в Европе — и у нас в Швейцарии — существуют курдские террористические организации.
— Я ровно ничего не знаю о террористических организациях. Это не имеет ко мне ни малейшего отношения.
— Как мы понимаем, письмо ваше является доверенностью от курдской организации.
— Мое письмо — всего лишь частное рекомендательное письмо, связанное с денежным аккредитивом. Вот и все.
— С чьим аккредитивом?
— Опять-таки думаю, что не обязан отвечать, — сказал Мак-Грегор. Он стоял неподвижно и молча — так безмолвствует житель Востока, задавшийся целью «перестоять» противника. Мак-Грегор делал это бессознательно — он с детства так привык. Но тут вдруг осознал восточность своего молчания, видя, что обоих полицейских явно раздражает такая непреклонность.
— Прошу учесть: Швейцария не любит, когда иностранные организации действуют в ней, пользуясь здешними благоприятными условиями, — сказал рыжеволосый.
— Разумеется.
— Вот это нам и хотелось бы с вами обсудить, мистер Мак-Грегор. Так не угодно ли спуститься с нами?
Мак-Грегор мотнул головой.
— Своею волей я никуда отсюда не пойду, — сказал он, — вам придется меня прежде арестовать.
Пауза, неподвижность.
— Мы не хотим прибегать к таким мерам, — сказал полицейский, нарочито медленно пряча паспорт Мак-Грегора в карман.