Горы и оружие
Шрифт:
— Черт возьми! — сказал Мак-Грегор. — Что это ты сделал со своим лицом?
— Да ничего, — скромно ответил Таха. — Обстриг усы и слегка брови подбрил, чтобы как на фото в паспорте.
— С фальшивым паспортом тебя тут задержат, — предостерег Мак-Грегор, когда вошли в душное здание аэропорта.
— Он не фальшивый, он настоящий, — успокоил Таха. — Мне студент-перс в Париже дал свой паспорт.
— А что он сам будет делать без паспорта? — спросил Мак-Грегор, пробираясь с Тахой среди
— Через неделю-две заявит, что паспорт украли, а к тому времени я сожгу его, и кто меня тут будет помнить?
У барьера обошлось без каверзных вопросов, и, обменяв часть своих денег на иранские, они беспрепятственно вышли из аэропорта. Междугородными автобусами они добрались сперва до Тебриза, потом обогнули озеро Урмию с севера — через Багам, Мадад и Миллус. Затем ехали грузовыми машинами, сельскими автобусами, повозками и теперь, пешком пройдя по узким курдским долинам в обход горы Делага, направлялись к тому уголку земли, где сходятся границы Ирана, Ирака и Турции. Было решено, что оттуда Таха пойдет один, чтобы, собрав своих бунтарей, спуститься с ними в долину Котура. Но прежде, сказал Таха, нужны точные известия о кази и Затко. Пока же о них не было ни слуху ни духу; крестьяне-курды ничего не знали.
— Все уже боятся, и чем дальше, тем больше, — хмуро говорил Таха. Они шли к пастушьей деревушке, убого и малозаметно лепящейся по голым сланцевым скатам.
— А благодарить надо, конечно, Фландерса, — сказал Мак-Грегор. — Это он здесь подготовил почву для ильхана и Дубаса.
В предгорьях им рассказывали, что англичанин, опекающий детей, ходит по деревням и призывает жителей быть осторожными ради своих детей. Надвигается, мол, беда…
— Закишело трусливыми слухами, — сжимал кулаки Таха.
В последней пройденной ими деревне староста сообщил, что кази умер в Ираке, а Затко схвачен в Турции и повешен.
— Да кто тебе сказал? — сурово спросил Таха.
— Контрабандист больной один тут проходил неделю тому назад. Нет, десять дней тому…
— То был предатель и трус, — сказал Таха, и староста, видя, что имеет дело не с мелкотравчатым, а с высокого полета, образованным курдом-политиком, стал оправдываться:
— Вины моей тут нет. Не гневись.
— А ты не повторяй дурацких слухов.
Поднявшись к деревушке Аснаф — скоплению полупещер-землянок, вырытых в унылом косогоре, — они застали там только старух, детей да двух-трех оборванных стариков, грызущих семечки. Старики встретили их с неожиданной важностью, чувствуя себя тут главными в отсутствие мужчин-пастухов. Кази всего лишь день-два назад стоял лагерем на здешнем высокогорном плато, сказали старики.
— Откуда вам известно? — спросил Таха.
— Нам все известно,
— Ничего вы, старые, не знаете, — сказал Таха и обратился к деревенским мальчишкам, отгонявшим дворняг. Мальчишки закукарекали петухами, передразнивая старичье, засмеялись:
— Да они путают всех со всеми. Это ильхановцы на плоскогорье воров искали.
— Ильхановцы — здесь? — удивился Мак-Грегор. — А вы точно знаете?
— Да на что нам врать? — возмутились мальчишки. Старики и старухи визгливо вмешались, поднялся крик и спор, залаяли собаки.
— Хватит вам! — крикнул Таха.
Невольно засмеявшись («Вечный курдский кавардак!»), Мак-Грегор сказал Тахе:
— Тут давай и заночуем. Мы почти на иракской границе, и если ничего не узнаем от пастухов, когда вернутся вечером, то я пойду на ту сторону гор, в ближнее иракское селение.
— Чтобы напороться на иракские армейские заставы, — насмешливо сказал Таха.
— Кази и Затко по-прежнему уходят от столкновений с ильханом, и, значит, искать их надо именно в той стороне, — ответил Мак-Грегор.
Старухи устроили их в углу сарая, они поужинали взятыми с собой мясными консервами и черствым хлебом, а затем вернулись с пастбищ мужчины и молодые женщины. Люди были в отрепьях, гурты малочисленны. Сушь, бестравье губит ягнят и козлят, жаловались пастухи. Год будет худой. Пастухи сидели у кизячного костра, подбрасывали туда мох и говорили о своих бедах, и Мак-Грегор, присев на пятки, слушал, как Таха призывает их кончать с первобытным прозябаньем, подыматься на подлинную курдскую революцию против всех феодалов и чужеземцев.
— Каждый курд должен исполнить долг, не жалея жизни, — говорил Таха.
Дальнейшее расплылось в ночном воздухе. Мак-Грегор задремал. Когда Таха разбудил его, костер уже погас, пастухи разошлись, и было темно, сыро, холодно.
— Наверное, вы правы, — сказал Таха. — Они говорят, что кази и Затко на той стороне. Но на перевалах засели ильхановцы и хватают всех курдов, какие пробираются в Ирак по старым контрабандистским тропам.
— Как это люди ильхана сюда забрались? — сказал Мак-Грегор. — Кто им здесь помогает?
— По словам пастухов, здесь вертолеты летают кругом, одних курдов увозят, других стреляют.
— Чьи вертолеты?
— Чьи неизвестно. Но все убеждены тут, что Затко уже несколько недель назад схватили, увезли в Турцию и расстреляли. Я думаю, это ложный слух, пущенный ильханом.
— А может, и правда, — мрачно сказал Мак-Грегор. — Тем более что в их распоряжении вертолеты.
Они улеглись в сарае. Таха закинул руки за голову, спросил:
— А как защищаться от вертолета?