Горячая месть для охладевшего мужа
Шрифт:
– Солнышко, ну хватит дуться. Посмотри на меня. – Он присел на край ее кровати.
– Я не дуюсь, я удивляюсь. До чего ты дошел? Опустился до шантажа! – Ей надоело играть в молчанку, ей захотелось вынести приговор.
– Это что-то новенькое, – заинтересовался Сергей. – Во время нашей последней встречи я всего лишь торговал информацией…
– Можешь не оправдываться, – прервала его Маша. – Ну… так сколько я тебе должна заплатить, чтобы ты оставил меня в покое?
– Милая, это бесценно! – усмехнулся он. – Но ты должна, просто
– При том! – Маша извлекла из учебника листок бумаги, который до этой минуты исполнял роль закладки, и швырнула им в Сергея.
Он развернул лист и внимательно изучил.
– Так, кто-то требует деньги в обмен на молчание о твоих проделках в особняке. С чего ты решила, что это я?
Похоже, ей совсем скверно. Она не желает доверять никому.
– Маша, мне иногда кажется, что ты теряешь память. Я не шантажист. Я тот, кто от тебя без ума. Мы вместе столько пережили, или ты забыла? Я тот, кто заставляет тебя улыбаться и стонать. Я…
– Да, иногда ты бываешь кстати, – вынуждена была согласиться она.
– Маша, я не присылал тебе этой дурацкой записки. Кстати, где ты ее нашла?
– В моей сумочке. После поминок.
– Меня туда не приглашали, – напомнил он.
– Ты к нам ходишь как к себе домой. Ты был здесь накануне и мог…
Ее остановили его укоризненный взгляд и телефонный звонок. Маша взяла трубку и услышала мужской голос:
– Мария Болотова? – Она даже вздрогнула, голос казался каким-то замогильным.
– Допустим.
– Пора платить по счетам. И я объясню вам, как это сделать. Вы возьмете у своего папочки двадцать тысяч долларов, положите в черный непрозрачный целлофановый пакет. 31 декабря, то есть послезавтра, вы опять обратитесь к папочке, попросите у него его машину, конечно не роскошный «бентли», он слишком заметный. Что-нибудь попроще, например «ауди». И ровно в полдень на сотом километре трассы Москва – Крым, после деревни Усатово, вы выбросите пакет с деньгами на обочину по ходу движения. Потом развернетесь и не оглядываясь уедите. Если вы обратитесь в органы, все узнают о том, что произошло в особняке. К тому же не могу обещать, что в вашей семье снова не случится какой-нибудь взрыв. Так что без глупостей. Согласитесь, двадцать тысяч не такие уж большие деньги… Итак, двадцать тысяч, черный целлофановый пакет, «ауди», полдень 31 декабря, сотый километр, после Усатова…
Маша зачарованно слушала сначала инструкцию, а потом гудки отбоя. Сергей заметил, как вытянулось ее лицо уже в начале разговора, и догадался включить громкую связь. Концом беседы наслаждались они оба. Пока Маша непонимающе хлопала глазами, Сергей анализировал:
– Значит, все серьезно. Это не просто глупая записка, а самое настоящее вымогательство. Что ж, парень не на тех напал. Будет ему не двадцать тысяч, а двадцать лет где-нибудь явно не здесь.
– Но он же запретил обращаться в милицию, – растерянно пробормотала Маша,
Теперь она была искренне рада, что Сергей рядом с ней. Одна этот кошмар она не пережила бы. Голос, какой-то придушенный и при этом уверенный, которому страшно возражать, неприятно поразил ее. Раньше ей казалось, что такое бывает только в фильмах. А теперь ей, именно ей пригрозили еще одним взрывом. Больнее ударить было невозможно. Бог с ним, с особняком, но голос знал ее самое уязвимое место. И это было самым жутким.
– Мы разберемся с этим шантажистом и без милиции, – заверил Сергей.
С кем, как не с начальником службы безопасности, Маша могла ощущать себя в безопасности?
Беременна?! Женя вдруг представила, что это вовсе не вопрос, а утверждение:
– Жень, ты беременна.
Это значит, что она больше никогда не будет одна. У нее будет ребенок.
Увы, рассчитывать на такое с ее везучестью не приходилось.
– С чего вы взяли? – вырвалось у нее.
– Разве постоянна тошнота не признак… – не слишком уверенно предположил Илья.
Постоянная тошнота? Ах да, Елена Анатольевна…
– Вам не о чем беспокоиться, – заверила она его.
Забавно! Конечно, она не похожа на хищницу, которая потребует свою долю акций «Чугунмета» в наследство ее ребенку. Их с Ильей ребенку. Но в тихом омуте черти водятся. Видимо, даже возможность такого поворота потенциального отца сильно напрягает.
– Я не спрашиваю, есть ли мне о чем беспокоиться. Я задал тебе совсем другой вопрос. – Он был слишком серьезен.
– Простите. – Она вдруг вспомнила, что с начальством лучше не спорить. – Нет, я не беременна. И ни вам, ни Елене Анатольевне беспокоиться не о чем.
– Значит, у тебя какие-то другие проблемы? – не отставал он. – Нужно пройти обследование.
Не нужно ей никакого обследования. Она с детства не может контролировать себя, наедается до дурноты, когда волнуется. А в последнее время только этим и занимается. Волнуется и наедается. Наедается и волнуется.
– Илья Игоревич, со мной все в порядке. – Женя даже попыталась изобразить бодрую улыбку. – Правда, никаких проблем.
– Ты себя в зеркало видела? – усмехнулся он.
Бледное лицо, несчастные глаза. Ей бы «Антигрустин» рекламировать – до применения. Ну а потом – крупный план Юлечки. Мол, почувствуйте разницу.
– Я видела себя в зеркало, – обиделась Женя. Она, конечно, на комплименты не рассчитывала, но все же… – Не волнуйтесь, впредь я будут работать только с печатными СМИ. Извините, мне надо идти.
– При чем тут СМИ? Я говорю о твоем здоровье. У тебя усталый вид. Давай я отвезу тебя домой, – предложил Илья.
Она посмотрела ему прямо в глаза. Он хочет вернуться в ее жизнь? Вряд ли. Скорее это обычная вежливость или чувство вины. Но Елена Анатольевна поймет все неправильно, если узнает.