Горячая точка
Шрифт:
— Кто тут старший? Где машины ставить?
Сержант-спецназовец подбежал, замахал рукой:
— Брат, оттянись вправо, к домам, под стены. — И заорал на зевак: — Ну что встали? БТР никогда не видели? А ну разойдись! Дай дорогу! Разойдись, говорю!
Ефрейтор вновь нырнул в люк. Толпа расступилась. Бронированные чудища, взревев двигателями, неуклюже развернулись, вползли осторожно на газон и, ломая чахлые, тонкие саженцы берез-недомерков, подкатили к домам. Качнувшись, встали прямо под окнами.
Ефрейтор выбрался из машины, достал из кармана комбинезона
— Слышь, братан, кому докладываться?
— Ты сиди, жди пока, — отмахнулся тот. — За тебя доложатся.
— А-а, ну лады.
Водитель взгромоздился на броню, устроился поудобнее, принялся озираться, покуривая неторопливо.
В штабном «РАФе» Третьяков, нет-нет да и посматривавший в экран телевизора, повернулся к хмурому, как грозовая туча, Ледянскому и сказал:
— Роман Валентинович, я бы на вашем месте запретил телевизионщикам снимать из окон телецентра.
Тот тоже посмотрел на экран и вздрогнул. По НТВ как раз начался выпуск новостей. И, разумеется, основной новостью дня был захват Останкинской башни. Промелькнула заставка, дикторша что-то быстро пояснила «для тех, кто еще не в курсе», а затем возникла четкая, яркая картинка: четыре БМП, въезжающие с Останкинской улицы на улицу Королева.
— Черт! — взорвался генерал, наливаясь кровью,— Неужели нельзя как-нибудь унять этих идиотов? Почему у меня должна голова еще и об этом болеть?
— У них работа такая, — рассудительно заметил Третьяков, нажимая на клавиши. — По всем каналам одно и то же. Ракурсы только отличаются. Этажи, наверное, разные.
— Все, приехали, — мрачно выдохнул спецназовец. — Если у этих подонков есть телевизор, они убьют заложников.
— Я же говорил, — поддержал его Четвертаков. — Надо было положить главаря, пока он стоял внизу. Остальные бы мигом обделались.
Приоткрылась дверца, и в салон заглянул милиционер из оцепления, козырнул:
— Товарищ генерал, «бэтээры» прибыли.
— Да уж видел, вашу мать! — рявкнул тот, указывая на телеэкран. — Чтобы через минуту этого не было! Иначе вы у меня все под суд пойдете! Ясно?
— Так точно, — испуганно вытянулся тот.
— Выполнять!
— Есть!
Дверца захлопнулась. Ледянский вздохнул тяжело, подумал, сказал уже спокойнее:
— Не думаю, что они станут стрелять в заложников.
— Почему вы так считаете?— Чесноков, неотрывно наблюдавший за башней, повернулся.
— Заложники — их последнее прикрытие. Они должны быть полными идиотами, чтобы пойти на такое.
— А я-то, признаться, думал, что вы купились на болтовню этого ублюдка, .- улыбнулся Чесноков.
— Я ему не верю ни на грош, — покачал головой Ледянский. — Этот выродок может говорить все, что угодно, но полковник Епишев был расстрелян только за то, что вступился за избиваемого без всякой причины парня. Будь их главарь таким, как говорит, — солдатом — он бы этого не допустил. Да и остальные не стали бы совершать ничего подобного. Кстати, по свидетельству одной из заложниц, парня буквально насмерть забили
— Зачем в таком случае они отпустили детей? — спросил озадаченно Седнев. — Это самый надежный щит. Стопроцентный.
— Элементарно, — ответил Четвертаков. — Террористы, понимая, что рано или поздно штурм состоится, решили подстраховаться на случай, если их все- таки схватят. Это абсолютно очевидно. У меня не возникает ни малейших сомнений в том, что дело обстоит именно таким образом.
— А как быть с выкупом? — продолжал допытываться Седнев. — Деньги-то они не взяли.
— Жест, безусловно, эффектный, — сказал Третьяков размеренно. — Раз уж вас, профессионала, это зацепило, что уж говорить о простых людях, куда более восприимчивых. Тех же телевизионных и газетных репортерах, например. Они вцепятся в эту «утку» обеими руками. Я уже даже вижу заголовки на первых полосах столичных газет: «Новые Робин Гуды!» или «Солдаты без удачи». Нас выставят в роли этаких злодеев, убийц. Репортеры ведь не знают ни о полковнике Епишеве, ни о забитом прикладами парне, ни о вашей дочери. Лично мне в бескорыстие бандитов верится с большим трудом. Думаю, что террористы просто решили выручить приличную сумму за бумаги, о которых я говорил раньше. Секретные документы до сих пор ценятся достаточно высоко, а на этих как раз стоит гриф «Секретно». Террористам ведь невдомек, что это «пустышка», — Третьяков обвел взглядом остальных штабистов. — Впрочем, я не претендую на истину в высшей инстанции. В принципе, мой голос здесь вообще ничего не стоит. Я только высказал сугубо личное мнение.
Ледянский сидел в кресле, сцепив руки на коленях, и молчал. Лицо его приобрело странное отсутствующее выражение. Казалось, он где-то далеко.
Внезапно репортаж прервался. Вместо кадров толпы и «бэтээров» возникла заставка.
— Слава богу, наконец-то, — вздохнул с облегчением Четвертаков. — Будем надеяться, что террористы не успели посмотреть новости.
— Снайперы уже прибыли? — глухо, по-прежнему глядя в пол, вдруг спросил Ледянский.
— С минуты на минуту прибудут, — ответил Чесноков. — Их уже вызвали.
— А прожектора?
— Как раз начали устанавливать. Двадцать пять штук.
— Хорошо. Что с вертолетами?
— Через полчаса они будут на базовых точках.
— Что отвечает штаб Гражданской обороны? — Ледянский поднял взгляд на Третьякова. — Вы им звонили?
— Конечно. В принципе, они согласны помочь, но окончательный ответ смогут дать не раньше чем через час. У них там возникли какие-то технические неполадки.
— Все в этой стране через задницу! — неожиданно яростно выдохнул Ледянский. — Все. Обязательно, как доходит до дела, так что-то случается. Одни какого-то крючкотвора найти не могут, у других технические неполадки.