Горячая вода круглосуточно
Шрифт:
Тунеядец-передовик: ел в счет будущего года.
Попугай заважничал: в составе цирковой труппы он был единственным представителем разговорного жанра.
Юбилей пожарной команды отметили с помпой.
— Вы обеспечьте только видимость, — сказал мастеру владелец телевизора, — а слышимость мне великолепно обеспечивают соседи.
Дорожил мнением не читателей, а почитателей.
— Руки не поднимаются ликвидировать очередь, — стонал завмаг, — она ведь живая.
Арифметике
Пьесу обсудили, осудили и… взяли на поруки.
Ранее называл вещи своими именами, а теперь предпочитает называть просто своими.
— Безобразие! — возмущался ревизор. — Собачки сами считают, морские львы сами жонглируют, лошади сами танцуют, а за что получает зарплату дрессировщик?
Султан-гаремыка.
— Требуем человеческой спецодежды! — скандировали ангелы. — Долой нимбы! Даешь скафандры!
Банкет наглядно подтвердил, что и узкое совещание можно провести на широкую ногу.
— Он у меня по струночке ходит, — гордилась жена канатоходца.
Соловья и без микрофона слышно.
Отношение ревизора к делу было откровенно предвзяточным.
Графоман требовал создания фонда помощи слаборазвитым писателям.
Настолько удачно подражал другим, что и у него объявились подражатели.
И за круглым столом частенько обнаруживаются острые углы.
Когда разговор заходил на возвышенные темы, он любил рассказывать о своем дежурстве на каланче.
Энтузиаст: в любом деле готов быть запивалой.
Готовясь в барды, отрастил бакенбарды.
Умело доводила мужа до температуры шипения.
Она так щедро изливала свою душу, что совершенно иссушила этот чахлый источник.
Больные в палате жили дружно: они съели вместе не один пуд английской соли.
В отместку за критику главреж лишил актера не только роли, но и таланта.
Подкладка свои мемуары озаглавила «Жизнь под сукном».
Местные композиторы возбудили ходатайство о реорганизации райотделения «Музпроката» в «Музопрокат».
Всем падежам предпочитал обвинительный.
Вирус, страдающий манией величия, возомнил себя микробом.
Всю тяжесть утраты по достоинству оценили только те, которые несли гроб с телом усопшего.
По ходу пьесы из колхозной жизни хор исполнил песню «Ой вы, гой еси, дояре!».
Топор всегда работает с размахом.
Его ахиллесовой пятой была голова.
Художник-бутылист.
Столбу
Книга, не обогащающая читателя, обкрадывает его.
Ожидающие очереди в поликлинике утешали себя тем, что время — лучший лекарь.
Горшки были незаменимым пособием для атеистической пропаганды: с первого же взгляда не оставалось сомнений, что их обжигали не боги.
Манекены всегда одеты безукоризненно.
— Пусть неудача, — утешали автора, — но зато творческая.
Единственное, что роднило его с морем, была морская болезнь.
Своя бумажка ближе к делу.
Приговоры суда читателей приводятся в исполнение на книжных прилавках.
Была бы путевка, а болезни найдутся.
Автор неизданных мемуаров претендовал на мемуриальную доску.
Приковав его к себе, она стала кузнецом собственного несчастья.
Имелись веские основания общественный просмотр пьесы переименовать в «общественный недосмотр».
Экскурсовод убедительно объяснил, что Помпея погибла вследствие вулканизации.
Директор обувной фабрики бил себя в грудь: «Производство у нас передовое, отстают только подметки».
Даже штанга нуждается в подходе.
— Я в семье на положении подсудимой, — горько жаловалась жена, — за мною всегда остается последнее слово.
Учиться только на ошибках — тоже ошибка.
К рюмке он даже не прикасался. Пил из горлышка.
Юморист трудился круглошуточно.
На луне все ночи безлунны.
Тела расширяются от нагревания, а штаты — от сокращения.
Рецензия была до того злобной, что ее послали на анализ чернил.
Первой премии на конкурсе по борьбе с уличными шумами был удостоен сломанный громкоговоритель.
— Ручки вверх! — сказали в темном переулке авторам фельетона.
Свое место в жизни искал преимущественно на четвереньках.
Выпуская ситцы с горошком, текстильная фабрика вскоре огорошила весь город.
Исповедь — самокритика шепотом.
На сцене до того натурально чокались, что зрителей потянуло в буфет.